Эка меня занесло... Хочу трусливо уйти от решения, что Веру надо убить...

Убить маньячку.

Совершить правосудие.

Прикончить Миледи... Как Атос.

Ради Наташи.

...Это легко будет сделать. Стакан в себя опрокинуть и железкой ее сзади по голове. Как я раньше не додумался!

Так, с работы ее обычно на машине привозят... К самой калитке. А вот утром она едет на автобусе...

Утром не получится... Народу много по нашей дорожке взад-вперед ходит... В обед, когда прогуливается для моциона? Не то. Не всегда она гуляет. Не каждый день...

Ну ладно, это детали. Придумаю что-нибудь... Сначала для очистки совести надо найти неопровержимое доказательство, что именно она убила бабу Фросю... Завтра никуда не пойду и перерою сверху донизу весь дом... Маньяки часто оставляют записи. Гроссбух, так сказать... Летопись. Сколько гречки затрачено, сколько человек и животных убито, и за какое время... И каким способом...

Глава 12. Игра в старину. – В таких ситуациях я женился. – Красный халатик, принцесса Инесса, ночнушка с кружевами, герцог Бекингем и принц Гриша.

На следующий день я сказался больным, позвонил на работу и остался дома. Теща пробыла часов до одиннадцати (интересовалась, собираюсь ли я искать пристойную работу) и убежала домой. Погуляв до обеда с Наташей, я посадил ее рисовать, а сам устроил тотальный обыск.

И сразу кое-что нашел.

И не кое-что, а то, что нужно. В белье супруги. В шкафу на полочке с трусиками, бюстгальтерами и тому подобными ажурными женскими атрибутами.

Это была связка писем. Штук пять. И связаны они были не розовой шелковой ленточкой, а обычной бумажной веревочкой.

Найдя их, я изрядно удивился – в конце ХХ века связка писем? Их давно так не хранят. В коробке из-под фотоаппарата, понимаю, а чтобы так, в связке...

Странно. Похоже на игру в старину. Видишь эту связку и воочию представляешь

...золоченые канделябры на стенах;

...в них свечи с дрожащими желтыми огоньками;

...роскошный диван с розовыми шелковыми подушками;

... перед ним на темном вощеном паркете лежит связка писем;

...они пахнут тонкими духами;

...на верхнем письме видны пятна;

... это пятна от слез.

Угар нэпа, короче. Клянусь, слово джентльмена, я развязал связку только лишь затем, чтобы посмотреть, нет ли на них пятен от потекшей от слез туши.

Были, пятна, черт побери, были!

Вот времена! Пятна от слез на письмах, пахнущих дорогим французским одеколоном, и зарезанные старики!

А впрочем, ничего странного. Все маньяки и просто злодеи излишне сентиментальны.

– Пап! Я кончила рисовать, иди посмотри картину, – призвал меня к исполнению родительских обязанностей голос дочери, раздавшийся из гостиной.

Сунув письма в карман, я пошел к ней. Она, о чем-то задумавшись, стояла над расстеленным на полу примерно четырехметровым куском обоев. Обои были изрисованы.

Картина состояла из пяти или шести «кадров». На каждом из них было по дереву, росшему на черной или коричневой земле, по паре кустиков (или цветочков) и по красному солнцу. На верхнем кадре красовалась радуга, а солнце было самое большое. И его (кадр) охранял черный Джек с красным высунутым языком.

Я онемел: деревья были высокими, черными, прямыми и без листвы. Лишь на самом их верху красовались головки – сплошные темно-зеленые купы.

Эти деревья без сомнения представляли собой фаллические символы.

Даю голову на отсечение. И при всем том, что Наташа, естественно, ни разу не видела мужских половых органов. Ну, может быть, видела какого-нибудь карапуза писающим.

Не зная, что и думать, я схватил кисточку с тем, чтобы увеличить купы деревьев до удобоваримого размера, но дочь, запищав, замахала на меня кулачками.