Взгляды у него имелись на все случаи жизни. Что ж, в ту ночь они для меня прояснились.
— Эй, Дугги! Дугги! Дугги!
Он подбежал ко мне с бенгальским огнем в руке. Меня так и подмывало воткнуть в этого дерзкого ублюдка мой собственный. Никто не называл меня «Дугги».
Он поднял бенгальский огонь вровень с моим лицом и сказал:
— Подожди. Подожди.
Я и так уже ждал. Что мне еще оставалось?
— Ну вот, — сказал он. — Смотри! Что это?
И в тот же миг огонь его с шипением погас. Я промолчал, так что на вопрос свой Пол ответил сам:
— Смерть социалистической мечты.
Затем он, хихикая, точно маньяк, секунду-другую смотрел мне в глаза, а после убежал, но в эти секунды я увидел то же самое, что видел днем раньше во взгляде Стаббса. Тот же триумф, то же возбуждение, вызванное не сотворением нового, но разрушением. Я вспомнил Филипа с его дурацкой рок-симфонией, и, клянусь, на глаза мои навернулись слезы. Эта смехотворная попытка втиснуть историю бесчисленных тысячелетий в получасовой балаган дешевых проигрышей и смены аккордов вдруг показалась мне таким же донкихотством, как все, за что столько времени боролись мой отец и его коллеги. Государственная служба здравоохранения, бесплатное лечение для всех, кто в нем нуждается. Перераспределение богатств посредством налогообложения. Равные возможности. Всеобщее школьное образование. Прекрасные идеи, папа, благородные идеалы, но ведь и в музыкальной куче мале Филипа также присутствовало прекрасное ядро. Но только ничего этого нам никогда не увидеть. Если и было время, когда все это могло осуществиться, теперь оно уходило. Миг миновал. Прощай все.
Я знаю, легко быть крепким задним умом, но я же прав, не так ли? Оглянитесь на ту ночь из настоящего, из последних недель последнего века второго нашего тысячелетия — пусть даже календарь некой эзотерической, быстро тающей религиозной секты насчитывает их гораздо больше, — и вам придется признать мою правоту. Как правоту Пола, маленького прохвоста с бенгальским огнем, жутковатой ухмылкой и мерзким проблеском зарождающегося торжества в двенадцатилетних глазах. Прощай все, говорил он. Он все уже понял. Он знал, что припасло для нас будущее.
Кстати сказать, после этого я задержался у костра ненадолго. Времени было почти уже восемь, а это означало «Новых мстителей» на Эй-ти-ви. Скоро Джоанне Ламли предстояло начать метаться в ее скудном наряде по лугам и оврагам, и я не собирался пожертвовать этим зрелищем ради нескольких огненных колес. В ту пору нам приходилось хвататься за те удовольствия, какие давали.
(Примечание составителя [2003]: По соображениям правового характера мистер Андертон предпочел фамилию «Пола» не указывать.)
7
ТЕАТРАЛЬНЫЙ ВЫПУСК
Театральное общество старших классов приступает к генеральной репетиции своей рождественской постановки; мы предлагаем вам эксклюзивные интервью, данные исполнителями двух главных ролей.
Стив Ричардс в роли ОТЕЛЛО
Интервьюер: Дуг Андертон
— Я вижу в нем благородного человека, отважного человека действия, однако у него есть одна роковая слабость — самолюбие. За нее и ухватился Яго, чтобы ему навредить.
Такое популярное, но не лишенное проницательности истолкование одного из величайших трагических героев Шекспира типично для свежего прочтения этой роли Стивом Ричардсом из шестого естественно-научного класса.
Уже хорошо известный в качестве безусловной звезды первой сборной по регби и второй по крикету, Стив является новичком в мире закулисных интриг и неизбежного в преддверии премьеры нервного напряжения. Интересно, насколько ему понравился этот опыт?
— Это была фантастика. |