Меня поспешил дополнить достойнейший Немо, широкая ученость которого не вызывает ни у кого ни малейших сомнений:

– Но люди в глубокой древности писали не только на глиняных плитках. К, их услугам были также камень, кость, дерево, пальмовые листья, листы металла, египетский папирус… Свитки папируса достигали до сорока пяти метров длины. Писали на них тростниковой палочкой, черной и красной красками, а позднее чернилами.

Тут в разговор вступил капитан Робинзон Крузо:

– Дружище Немо, вы забыли о пергаменте из телячьих кож… Иногда уничтожалось целое стадо, чтобы выпустить один том пергаментной книги.

– А в Древней Руси были в ходу берестяные грамоты. Самые ранние письма на бересте относятся к одиннадцатому веку. Их обнаружили при раскопках в Новгороде, – добавил капитан Артур Грэй.

Любимец Тараскона не очень заинтересовался сообщениями о книгах глубокой древности.

– Ах, медам и месье! Ну, что за удовольствие, лежа на диване, перебирать глиняные плитки или же раскатывать свитки папируса. Я предпочитаю книги, напечатанные на бумаге.

– Бумагу разных сортов изобрели давно. Но подлинный расцвет книги связан с именем немецкого изобретателя Иоганна Гуттенберга, – пояснил пятнадцатилетний капитан. – Я об этом узнал в морском колледже, куда попал в конце своего романа. В тысяча четыреста сороковом году Гуттенберг создал способ книгопечатания подвижными литерами…

Тут мне пришлось напомнить, что украсивший сегодня наш вахтенный журнал Иван Федоров вошел в историю с почетным званием «Первопечатника» и в России, и на Украине…

Раздался пароходный гудок и вслед за ним стук председательского молотка. Любезный Дик Сэнд сообщил нам, что «Тютю-панпан» подплывает к берегам Франции, где нас ожидает встреча с шевалье д'Артаньяном. Но нашего юного председателя смущали некоторые обстоятельства этого единственного в своем роде рейса. Он допускал, что мы можем незаметно пришвартоваться где-нибудь в устье Роны, вблизи от города Марселя – столицы солнечного Прованса. Но его, как и всех нас, смущала мысль, как мы оттуда доберемся до Нижних Пиренеев! Ведь, судя по карте, там находится старинный город Ош – ближайшая цель нашего ночного путешествия.

И снова в этом затруднительном положении нам протянул руку помощи милейший Тартарен. Подкрутив усы, он сообщил во всеобщее сведение, что старый лев Тараскона продумал все. Решительно все!.. Снова щелкнул замок его неразлучного саквояжа, и на столе появился роман Александра Дюма «Три мушкетера».

Старейший из капитанов (нетрудно догадаться, что я имею в виду Робинзона Крузо) вынул изо рта самодельную трубку и пробурчал с явным неудовольствием:

– Опять шелест страниц? Снова путешествие по главам романа?.. Я немного устал от всего этого, скитаясь по книжным полкам с тысяча семьсот девятнадцатого года. Кстати, д'Артаньян, которому уже воздвигнут памятник, появился в библиотечном обществе только в тысяча восемьсот сорок четвертом году, когда вышли в свет «Три мушкетера». Разница в сто двадцать три года в мою пользу!.. О, не подумайте, я не завидую и не ревную… Я охотно пожму бронзовую руку самого популярного героя господина Дюма-старшего. Но придумайте что-нибудь новенькое, дружище Тартарен, вместо утомительного лазания внутри чужого переплета.

– С большим удовольствием! Сию минуту! Немного терпения!.. Посторонитесь, Робинзон, – затараторил толстяк, лихорадочно роясь в книге…

Наконец он выбрал какую-то иллюстрацию и громко скомандовал:

– Эй, на королевской конюшне! Подать шестерку арабских скакунов с богатыми седлами!.