— Мама, кондестабль Луна мертв. Здесь никого нет, и никто не сделает тебе ничего плохого, обещаю.

Она высвободила свою руку из моей:

— Как ты смеешь такое обещать? Ты ничего не знаешь и не понимаешь. Никто из мертвых не способен здесь появиться. Но он — может. Он знает — кровавый долг должен быть уплачен.

По коже у меня побежали мурашки.

— Мама, о чем ты? Какой долг?

Она словно меня не слышала.

— У меня не было выбора, — сказала она. — Кондестабль забрал у меня твоего отца. Он был чудовищем, демоном. Увел моего собственного мужа, но во всем обвиняли меня. Гранды, народ, твой отец — все говорили, что это моя вина. Хуан твердил мне, что тоже хотел бы умереть в тот день, лишь бы остаться вместе со своим любимым другом. Так и случилось — он умер. Даже не пытался жить — ради меня, ради детей. Предпочел этого… это чудовище.

Мне не хотелось выслушивать подобное. Слова эти не предназначались для моих ушей, ведь я не духовник королевы. Но здесь больше никого не было, и следовало ее хоть немного успокоить, чтобы она подпустила меня к себе. И еще — письмо, главная причина маминой истерики. Требовалось выяснить, о чем там говорилось.

— Папа умер от болезни, — запинаясь, сказала я. — Просто так вышло. Он болел. У него была лихорадка и…

— Нет! — Она поднялась на ноги. — Он хотел умереть! Выбрал смерть, чтобы сбежать от меня. Пресвятая дева, вот почему я не знаю покоя, вот почему живу день за днем в бесконечных муках. Если бы я так не поступила, Хуан мог бы жить. Я оставалась бы королевой, и мы занимали бы положение, принадлежащее нам по праву!

Словно совсем рядом, я услышала женский шепот: «Его убила Португальская Волчица… Португальская Волчица погубила кондестабля Луну».

Мать уничтожила друга моего отца. Вот почему теперь считала, будто ее преследует призрак, вот отчего постоянно становилась жертвой жутких припадков. Она считала, что кровавый долг лежит на ней самой.

Я заставила себя встать:

— Здесь холодно. Давай зажгу жаровню.

— Да! Почему бы и нет? Зажги огонь. Или еще лучше — принеси факелы и подожги замок. Хоть почувствую вкус того, что ожидает меня в аду. — Она снова начала расхаживать по комнате. — Боже милостивый, что мне делать? Как мне тебя защитить?

Мать развернулась кругом, и я замерла, готовясь к худшему. Однако она не закричала, не стала бессвязно бормотать или царапать себя, как бывало прежде, лишь достала из кармана платья помятый пергамент и бросила мне. Я подобрала его с полу, повернулась к свече, поймав себя на том, что невольно затаила дыхание. В тишине, нарушаемой лишь завыванием ветра за окном, я начала читать. Письмо было от короля Энрике. Его жена, королева Жуана, родила дочь. Девочку окрестили Иоанной, в честь матери.

— Энрике добился невозможного, — сказала мать. — У него появилась наследница.

Я ошеломленно подняла взгляд:

— Есть повод отпраздновать.

— О да, — рассмеялась она, — будет пир горой! Они отметят мой конец. Все, за что я сражалась, потеряно навсегда. У меня нет ни короны, ни двора; твой брат Альфонсо лишится наследства. А потом они придут и заберут тебя и Альфонсо, оставив меня здесь гнить в одиночестве, забытую всеми.

— Мама, это неправда. В письме лишь объявляется о рождении ребенка и ничего не говорится о том, что нас должны куда-то забрать. Ты переутомилась. Давай вместе поищем утешения.

Положив письмо в карман, я подошла к молитвенной скамье.