Блаженства от мысли, что она нужна. Что потребность в ней сильна. Такого с ней еще не случалось и вряд ли случится когда-нибудь еще.

Только с ним. Она могла утолить его желание и знала, что создана для этого. И, отдавая себя ему — и утоляя его жажду, — она получала ни с чем не сравнимое удовольствие. Это нельзя было выразить словами, нельзя объяснить земными мерками.

Вот что значит быть женщиной. Женой. Возлюбленной. Именно к этому стремилась ее душа.

Ей не нужны были слова, чтобы принять этот путь.

Пейшенс целовала Вейна с не меньшей страстью, чем он, а ее руки тем временем яростно сражались с его одеждой.

Вейн чертыхнулся и отстранился:

— Подожди.

Он вынул из галстука длинную булавку и положил ее на камин, потом развязал галстук. Пейшенс с улыбкой потянулась к нему, но он обошел ее, и внезапно на ее глаза лег мягкий шелк.

— Что?.. — Пейшенс поднесла руки к лицу.

— Доверься мне. — Стоя позади нее, Вейн завязал галстук у нее на затылке, а потом, обняв, нежно коснулся губами выемки на плече. — Так будет лучше.

Лучше для него, потому что это поможет сохранить остатки контроля. Он чувствовал глубокую ответственность за ее любовь к нему. Брать и не давать взамен — это было не в его характере. Ему хотелось рассказать ей о том, что творится в его сердце. Если же не удастся достичь этой цели словами, он может доказать это своими чувствами. И сейчас, когда непреодолимое желание огнем растекается по его венам, это лучшее, что в его силах.

Вейн отлично представлял, к чему приведет «слепота» Пейшенс. Ее эмоции обострятся, чувственность достигнет новых высот.

Он медленно повернул ее лицом к себе и убрал руки.

Пейшенс ждала, предвкушая. Ее грудь учащенно вздымалась, кожу покалывало. Она прислушивалась к своему сердцебиению, к страсти, бушевавшей внутри ее.

Первое прикосновение было таким легким, что она решила, будто это ей почудилось. Но Вейн расстегнул следующую пуговицу сорочки. Она знала, что он рядом, но не могла определить, где именно, и вытянула руку.

— Нет, стой спокойно.

Послушная его глухому голосу и властным интонациям, она опустила руку.

Наконец все пуговицы были расстегнуты — обнаженную грудь обдало прохладным воздухом. Еще секунда — и тесемки на запястьях тоже были развязаны.

«Незрячая», беспомощная, она поежилась.

Сорочка соскользнула с ее плеч и упала на пол. Пейшенс судорожно вздохнула и ощутила на себе взгляд Вейна. Он стоял прямо перед ней. Его взгляд переместился на ее грудь — и ее соски набухли. По мере того как взгляд его спускался вниз, в ней — и в груди, и в животе, и в бедрах — разгорался пожар.

Он отошел в сторону, и Пейшенс, повернув голову, старалась уследить за его передвижениями. Затем он подошел и встал слева от нее. Они были совсем рядом, она чувствовала его каждой клеточкой своего тела.

Сильные пальцы взяли ее за подбородок и подняли голову. Ее губы дрогнули, и Вейн накрыл их своими губами.

Их поцелуй был долгим и глубоким, пылким, откровенным. Он насыщался ею неторопливо, глубоко.

Неожиданно Вейн убрал руку с ее подбородка и отошел. Обнаженная, «незрячая», согреваемая лишь слабым огнем камина и жаром страсти, Пейшенс ждала.

Его пальцы прикоснулись к ее правому плечу и спустились вниз, к груди. Скользнув по набухшему соску, исчезли.

Ласка повторилась, только на этот раз с левым соском. Пейшенс затрепетала.

Вейн вскользь погладил ее по спине, сначала по левой стороне, потом по правой, и каждый раз рука его останавливалась на талии.