— Ты сначала спроси, сколько? — хихикнул Фёдор, причём в его голосе почему-то прозвучало плохо скрываемое злорадство. — А потом узнаешь всё остальное.

— Ну и сколько? — ещё более уныло, чем в прошлый раз поинтересовался я, ожидая услышать некую усреднено-низкую сумму, достаточную для того, чтобы моя благоверная подвигла меня на трудовой подвиг, но определённо не дотягивающую до того уровня, за которым начинается удовлетворение от проделанной работы.

— Три штуки, — торжествующе выдохнул змей-искуситель, сидящий в глубинах телефонной трубки.

— Ско-коколько? — просипел я, получив такой удар.

И тут он меня окончательно добил:

— Баксами.

Всё. Это был решающий удар, после которого я неопределённое время сидел в молчаливом ступоре, рассматривая телефонный аппарат, постепенно приобретающий определённый оттенок. Да-да, именно того самого, какой имеют лишь маленькие предвыборные плакатики с портретами давно умерших президентов далёкой заморской страны. Мысль о том, что я могу в одночасье, стать обладателем такого количества бабок раскачивала меня в амплитуде от счастливого блаженства, до самого тяжёлого подозрения.

— Это случайно, не в революциях каких участвовать? — осведомился я, сподобившись, наконец, на простейший анализ предложения. За какие другие заслуги могут предложить три тысячи долларов, я просто не представлял. — Так я не согласен.

— Ладно, не бзди, — ответил Фёдор таким покровительственным тоном, словно собирался похлопать по плечу, — работа тебе ломится очень даже простая. Поедешь с людьми в одно место и поможешь им таскать какие-то ящики. С оборудованием, кажется…Делов на неделю. Полторы штуки вперёд, полторы — после окончания работы.

— И где это нужно будет таскать ящики? — ощущая новый прилив подозрительности, поинтересовался я. — Не в Чернобыле, случаем?

— Честно говоря, я не знаю, — голос Фёдора приобрёл озабоченные нотки и как-то отдалился, — но вряд ли. Там, вроде бы, какие-то пещеры. Короче, если согласишься, тебе всё расскажут и покажут.

— Мне нужно подумать, — промямлил я, сдерживая предательскую дрожь в голосе, потому как проклятущий язык удерживал на своём конце немедленное согласие. — Это же не очень срочно?

— Очень. — отрезал Фёдор. — Ну чё ты ломаешься, как целка? Или у тебя есть три лишние штуки? Короче так — завтра утром я позвоню с трубы на твой домашний и, если хочешь заработать, будь готов: собери сумку с барахлишком, ну, как в поход — щётку зубную, то — сё…Жратву не надо: хозяева покормят. Мобилу — не бери, это — особое условие, какие-то там магнитные поля…Согласишься — я за тобой заеду, не согласишься — соси сам знаешь, что. До завтра. А, кстати, передавай Ольге привет от Серёги.

В трубке загудело, после чего я совершенно автоматически положил её на рычаг и повернулся к жене, которая тушила окурок в пепельнице.

— Кто такой Серёга? — спросил я у неё.

— Не знаю, — она откинулась на спинку стула и кончик носа у неё порозовел. — Какой Серёга, чего ты придумал?

— В общем, тебе от него привет, — буркнул я и пошёл в сортир. Думать.

Думалось хреново. Сумма в три штуки зелено-разноцветных сыпалась перед глазами диковинным листопадом, погребая в своих шелестящих недрах все возможные возражения. Чего уж перед собой лукавить, за такие бабки можно было ехать куда угодно и делать, что угодно.