Дескать тело находится в критическом состоянии и мозг воспринимает ситуацию, как угрожающую его существованию. Следовательно, необходимо подстегнуть инстинкт размножения и продолжения рода.
К чему это я? Видимо моё тело находилось в крайне критическом состоянии, если мозг решился отдать такую команду. Другого объяснения я не нахожу. Не объяснять же это словами моей супруги, типа у меня на всех стоит. Бабий вздор!
Ещё никогда в жизни с меня так быстро не сдирали одежду. И ещё никогда, до этого, занятие сексом не проходило на такой скорости. Я с трудом начал понимать, на каком свете нахожусь, а всё уже успело закончиться. Получив необходимое, Вобла завернулась в свою куртку и мгновенно уснула. Я же, ошарашенный и голый, сидел рядом и тупо смотрел на её длинные ноги, торчащие наружу. Если бы не худоба, то они выглядели бы весьма неплохо. И тут до меня наконец дошло в полной мере: я только что потрахался с Воблой! Ёлки-палки! Вот это да. Кто бы мог предположить, что до этого дойдёт дело. Покачивая головой, я неторопливо оделся и накрыв голые ноги своей партнёрши, неодетой ею одеждой, прилёг рядом. Ещё минуту я размышлял, не должны ли меня мучить упрёки совести, по поводу двух, совершённых мною, за последнее время, измен. Решив, что последняя, в силу своей скоротечности, вряд ли может быть отнесена к адюльтеру, я спокойно уснул.
Пришёл Круглый, припадая на раздавленную ногу и опираясь о стену искалеченной рукой, где уцелело лишь три, расплющенных пальца. Лицо его напоминало арбуз, который уронили на асфальт с большой высоты: один глаз исчез под свисающей плотью, а второй болтался на тонкой белой нити. Отодвинув клочья кожи, Круглый уставился на меня багровым оком, источающим жуткий свет и разомкнув остатки губ, сказал:
— Завтра будет трудный день, береги её.
Его фигура начала быстро выцветать, теряясь на фоне тускло светящихся стен. Бледнеющий силуэт успел пробормотать:
— Не проспи и постарайся спасти.
Однако бледный призрак не исчез совсем, а напротив, обрёл плотность, превратившись в Оксану, скрытую за неким мерцающим покрывалом. Она подплыла к Вобле и, погладив спящую женщину по короткому ёжику волос, печально сказала:
— Ей не выжить. Когда придёт время — поймёшь, — Оксана склонилась надо мной и прикоснулась ладонью к моей щеке. — Завтра — важный день, помни об этом.
Губы призрака коснулись моих, но я ничего не ощутил. Глаза её оказались напротив моих, и я увидел в них бездонный мрак.
— Убей Зверя, — прошелестел бесплотный голос.
В конце коридора факелами поднялись два призрачных силуэта и бормоча что-то неразборчивое, прошли мимо. Лица их были, вроде бы знакомы, но я никак не мог понять, кого они мне напоминают. Лишь, когда фантомы оказались рядом, один из них повернул голову, и я узнал Кошкарёва. Изо рта у него вылетало пламя, а глаза метали красные искры. Когда он заговорил, в его голосе лязгнул металл.
— Убей Шведа, — приказал он. — Убей, если хочешь выжить.
От этого столпотворения начинала кружиться голова, а всё окружающее плыло, словно в тумане.
Последним явился Сергей и сев рядом с моим рюкзаком, начал в нём деловито рыться.
— Какого хрена ты там ищешь? — поинтересовался я.
— Свои глаза, — он приподнял голову, и я увидел в его глазницах жирных белых червей. — Хочу увидеть, как ты сдохнешь.
Он захохотал и отзвуки его хохота заполнили тоннель, отражаясь от стен, проникая в уши и разрывая черепную коробку. Не в силах терпеть эту боль, я завопил и проснулся. Но грохот никуда не исчез, напротив, он стал ещё громче. Не понимая в чём дело, я завертел головой и наткнулся на Воблу, торопливо натягивающую ботинки.
— Подъём! — скомандовала она, оскалившись. — Едва не прощёлкали эту дрянь. |