Лексман умолк. В комнате царила мертвая тишина. Мередит откинулся на спинку кресла, опустил голову и, скрестив на груди руки, пристально смотрел на друга.

Начальник полиции нахмурился, сжал губы и, поглаживая усы, исподлобья поглядывал на Лексмана. Француз сунул руки в карманы и жадно ловил каждое слово. Русский бесстрастно наблюдал за всем происходящим. ОʼГрейди жевал погасший окурок сигары и при каждой паузе перебирал ногами, с нетерпением ожидая развязки.

Джон Лексман продолжил свой рассказ:

— Я закрыл за собой дверь. Кара слез с кровати и встал мне навстречу.

— Рад вас видеть, мистер Гэзеркоул, — произнес он своим шелковым голосом и протянул руку.

Я молчал и смотрел на него, ощущение радости — такого я никогда ранее не испытывал — распирало мою грудь.

В это мгновение он все понял и потянулся к телефону, но я не дал ему этого сделать. Горечь пережитого, пытки голодом и холодом удвоили мои силы. Сбросив с руки деревянный чехол, который мне сделали в Париже, я скрутил его, как ребенка, швырнул на кровать и, опустившись на одно колено, склонился над ним.

— Кара, — сказал я, — вы умрете. К сожалению, я не могу убить вас так, как вы убили мою жену.

Он пытался что-то сказать, но, сжав его обмякшие руки, я прошептал ему на ухо:

— Никто не узнает, кто убил вас, Кара, подумайте об этом. Я выйду из вашего дома, и тайна окутает вашу смерть. Ваши письма будут прочитаны, история вашей ужасной жизни станет достоянием гласности.

Я выхватил нож, и через мгновение все было кончено. По-моему, он умер сразу. Я оставил тело на кровати и пошел к двери. У меня было маю времени. Я достал из кармана свечи — от температуры моего тела они стали мягкими.

Я поднял засов и вставил маленькую свечу между ним и гнездом, куда он должен опускаться. Под действием жары в комнате она должна была изогнуться и выпасть на пол. Тогда под собственным весом запор упадет прямо в гнездо.

Теперь нужно было заняться телефоном на ночном столике. Рядом с ним лежал нож для вскрытия конвертов. Я положил его на серебряную табакерку, просунул один конец под трубку, а под другой подставил вторую свечу. Мне пришлось ее немного обрезать. Единственные две толстые книги, которые я увидел в комнате, использовал в качестве груза.

Ужасная жара в комнате должна размягчить воск, и тогда под весом книг нож сработает, как рычаг, и сбросит трубку с аппарата. Единственное, чего я не знал — сколько времени для этого потребуется. Я надеялся, что Фишер прочитал мою записку и сбежал. Но, приоткрыв дверь, я услышал его шаги и понял, что роль Гэзеркоула еще не сыграна до конца.

Я повернулся лицом в комнату и продолжил разговор с порога. В этом было что-то ужасное, но мне вдруг стало смешно, я готов был расхохотаться.

Шаги Фишера приближались. Я осторожно закрыл дверь, а в мозгу билась одна мысль — хватит ли у меня времени?

Чтобы укрепить свое алиби, затеял с Фишером разговор. Я понял, что он еще не увидел конверт на столе. Прошла минута, другая, и я услышал, как лязгнул запор в спальне. Все произошло даже скорее, чем я ожидал. На всякий случай спросил Фишера, что это значит, и он мне все объяснил. Я спустился по лестнице, не умолкая ни на секунду. Выйдя из дома, остановил такси на Слоун-сквер и отправился к себе. Чтобы не тратить времени, надел вечерний костюм перед визитом к Каре. Мне хватило десяти минут. Я сбрил бороду и, не отличаясь от тысяч горожан, торопившихся на вечерние мероприятия, прямо с Виктория-стрит отправился в Скотланд Ярд. Во время моего разговора с начальником полиции сработала вторая свеча и прозвучал сигнал тревоги, но это чистое совпадение по времени, и, пока мистер Мэнсус не сказал, что это звонок из дома Кары, я об этом даже не подумал. Вот и все, — вздохнул облегченно Джон Лексман, словно освободившись от тяжкого груза.