Но важнее всех благодарностей для него казалась надежда, которую после разговора с ним обретали посетители. Эта посеянная в чужих душах вера, которая тут же давала ростки радости, была для Федора и пищей, и водой, и молитвой.
Тот же человек хотел от него другого. Он пришел не в поисках пути, как другие заблудшие, и не из желания увидеть будущее. То, что он рассказал, напугало, и Федор отказал. Отказал вежливо, но решительно, ожидая, что проситель начнет его уговаривать. Но мужчина ничего не сказал. Постоял рядом, пытаясь осмыслить услышанное. Федор отчетливо слышал его тяжелое дыхание, улавливал носом резковатый запах пота, словно путник прошел долгий и нелегкий путь, а потом увидел расплывчатый силуэт, заключенный в огненную рамку.
– Вы же сами все понимаете, – нарушил молчание посетитель, и его образ вновь растворился в темноте.
– И вы тоже, – тихо возразил Федор, сдерживая внезапно вскипевшее в нем раздражение – эмоция, которую он не испытывал давно. – Вы пришли не за советом, но я его дам. Все в ваших руках. Вы не должны…
Ответом ему стал шорох одежд. Посетитель резко развернулся и направился к двери. Но замешкался, собираясь что-то сказать на прощание. Федор уловил колебания мужчины: воздух дрогнул, как потревоженная струна. Но, однако, посетитель не произнес больше ни слова, вышел и громко хлопнул дверью.
– Скажи им, что сегодня я не принимаю, – едва вымолвил Федор вернувшейся помощнице. Тело после визита стало вялым, движения – замедленными, руки и ноги отяжелели, а голову застилал туман. Этот визит выкачал из него все силы, будто воздух – из шара. Поначалу Федор не обеспокоился этим: пара часов глубокого сна, травяной чай, и он восстановит силы. Но ему не стало лучше ни к вечеру, ни к утру, ни через день. Темнота сгустилась до непроницаемой, без проблесков видений. Помощница отпаивала его чаями с медом, шептала молитвы и зажигала свечи. Но ничего не помогало. В конце третьего дня Федор принял тяжелое решение: объявил терпеливо дожидавшимся во дворе людям, что больше не в силах им помочь. Он сам вышел к ним и рассказал о случившемся, не замечая, что из его незрячих глаз катятся горячие слезы. А потом, не дождавшись, когда смолкнет похожий на рокотание горной реки ропот толпы, вернулся в избу.
Тогда он, покачнувшись в дверях и опершись ладонью на комод, и обнаружил небольшую деревянную коробочку. Федор сразу понял, кто оставил ее ему: связал молчание посетителя, его заминку в дверях с находкой. Дрожащие пальцы подцепили крышку. Федор набрал в легкие воздуха и ощупал содержимое. В коробке оказался ключ. Тяжелый, с выступающими бороздками, шипастым кольцом и до такой степени холодный, будто был отлит не из сплава, а изо льда.
– Вот как, – прошептал Федор, пробуя ключ на ладони. – Вот как… Значит, да.
Незнакомец обставил его, легко скинул с себя ответственность и переложил ее на худые плечи незрячего старца. Поздно уже что-то менять. Ничего не остается, как принять новую миссию и ждать. Ждать и готовиться.
…Федор крепче сжал ключ в ладони. Отчего-то в тот вечер он почувствовал, что нужно снова достать его из коробки. Так, сжимая ключ в руке, он и вышел в тихую ночь, чтобы по ежедневной привычке поговорить с небом. Но в тот вечер не возносил благодарности и не задавал вопросов, а просто ждал. И дождался. Зажатый в ладони ключ робко впитал в себя тепло сухой кожи, а затем раскалился так, будто достали его не из деревянного ящика, а из костра. Федор с трудом подавил желание разжать пальцы. Надо удержать ключ. Надо удержать. Чтобы отдать тому, кто его хорошо спрячет.
* * *
Отпечатки Ольга увидела сразу, как только взяла с комода мобильный. На сероватой от пыли поверхности еще с вечера оставались прочерченные ею и Ириной две линии. Но теперь рядом с ними обнаружились следы маленьких ладоней, словно сделанные ребенком. |