|
Мною целиком владел страх, и я никак не могла унять колотившую меня дрожь. Но постепенно удалось успокоиться и прийти в себя, чему поспособствовало вино, похищенное из дома маркитанта. Я долго сидела, прислонившись спиной к истекавшей смолой сосне, пока из-за нее не выступил человек. Сначала я увидела его мокасины, мокрые и позеленевшие от травы. Почуяла носом запах его пота и железистый дух крови, которую он пролил и все еще не смыл с себя, – кровь Томпсона. Я подняла голову. Оцеола протягивал мне бутылку вина – синего цвета, без этикетки. Бутылка была откупорена. Я молча взяла ее и, когда воин отошел в сторону, отпила глоток. Вязкие, липкие переживания уходящего дня, походившие на зловонное, топкое болото, мало-помалу рассеивались. В отрешенном от мира оцепенении я пила и пила из бутылки. С каждым глотком все увиденное меркло в памяти. Но нет, мысленному взору вновь представало прежнее, другое зрелище. Поймите, хотя в прошлом я и встречалась с мертвецами, но никогда раньше не была свидетельницей насильственной смерти… Смерть. Она предстала мне в осеребренном обличье… Томпсон и его соратники? Я видела, как их двойники – то есть их духи – восставали из их тел, будто из чанов с расплавленным серебром. Из телесных оболочек жизнь просачивалась и утекала, но осеребренные двойники не восходили ввысь, а медленно и смутно растворялись в воздухе… И когда я поднялась в лесу с земли, чтобы обратиться в бегство верхом в седле, эти духи, казалось, искали меня и меня узнавали. Теперь, когда я снова оказалась в лагере, никто меня не искал, никто не узнавал. Никто ко мне не подошел, кроме Оцеолы. Одинокие всадники влетали во весь опор в лагерь, с тем чтобы немедленно пуститься обратно. Все вокруг замерло в зловещем молчании, пока женщины к чему-то готовились… К чему – к празднеству? Да, вскоре все всадники возвратились с торжеством. Поначалу меня охватил страх. Мне послышался топот не сотни, а целой тысячи копыт. Неужели это солдаты из Форт-Кинга? Но нет, началось празднество. Настоящий триумф. Это может показаться диким, но к ночи я благодарила судьбу за то, что меня вынудили к верховой вылазке с Оцеолой. При мне убили несколько солдат, но не сто восемь солдат из отряда Дейда. 59 Наказание Они пали, все до единого. Все, кого я обрекла на смерть. Позднее вечером посреди лагеря был разложен костер. Возле него водрузили шест из свежесрубленной сосны – древесный сок мешался с кровью, а наверху в виде украшения висели добытые скальпы. Я увидела Миканопи. А Абрахама, Куджо и Джампера. Они расселись у огня – не для совещания, но дли пиршества, передавая друг другу трубки и мехи с выпивкой. Вокруг плясали воины – некоторые со скальпами, из которых еще сочилась кровь; капли падали, ослепляя, на их лица. Один из маронов изобразил белолицего, скальпом которого забавлялся. Когда он выпрямился и погладил воображаемую бороду, я догадалась, что он передразнивал майора Дейда. Семинолы скорбели. Один из их соплеменников погиб в Форт-Кинге, однако еще несколько не вернулись после атаки на отряд Дейда. Однако все, что происходило перед моими глазами при свете луны и отблесках факелов, было празднеством. Пиром. Танцевальным вечером. Глядя на веселье, на мужчин, женщин, детей всех цветов и оттенков – краснокожих, чернокожих, белокожих и в любой смеси, – я знала, что за мной больше не следят. Знала, что меня готовы отпустить на свободу. Да, я принесла им пользу. И сама была… использована. Да, использована… Мне вспомнилась Сладкая Мари. Разве я совершила нечестный обмен, как она мне предрекла? Погоне вот-вот конец, я нашла Селию. Теперь, похоже, Сладкая Мари получит свою войну; ведовское Ремесло теперь мне не нужно, не нужно и ведьминого зрения, чтобы увидеть: воздаяние придет. |
