|
Это было не так уж трудно – освещение оставалось неярким, и Элайза не отваживалась разбушеваться перед нами на всю катушку. Аромат тухлятины еще можно было терпеть, пока она не извлекала из ночи дополнительной для него крепости – будь то влага, воздействие луны или что другое. Я обернулась наконец к Маме Венере. Судя по наклону вуали, она наблюдала за Элайзой, выжидая. Я решила привлечь ее внимание, слегка кашлянув, и направила к обратившейся в мою сторону вуали вопрос без слов: нельзя ли приступить к задуманному – и тем скорее с этим покончить? Мама одобрительно кивнула и проговорила: – Выслушай меня. В кутузке на рыночной площади сидит девушка-рабыня. Мы хотим ее освободить. Спасти ее. Помочь ей сбежать до кончины хозяина, а то ее продадут на сахарную плантацию или она попадет в руки родича, с которым ей не поздоровится. Розали сияла от счастья – ярче лампы. Услышав это, Эдгар воззрился на Маму Венеру. Приспустив шерстяной, влажный от дыхания шарф, он задал вопрос: – А что мне за дело до воли – или неволи – какой-то черной, как угли, девки? …О несчастный ненавистник Эдгар По, змеиный же у тебя язык. Надо же было выбрать слова с такой дьявольской меткостью: «черная, как угли»… намек на пожар. – Тебе, конечно, до девушки дела нет, уж мне ли не знать. Толкуешь только о своих стихах да о том, о сем, а в сердце у тебя одни монеты бренчат, как у твоего папочки. – Джон Аллан – не отец мне! – вскипел Эдгар. Мама Венера придвинулась к юноше поближе и поставила ногу в домашней туфле на нижнюю ступеньку. – Тогда докажи здесь и сейчас, что в жилах у тебя течет другая кровь, получше. – Доказать? – Ну да… Покажи мне, покажи нам, что ты не Аллан. Покажи нам, что ты лучше его. – Умная ты баба, – прошептала Маме Венере Элайза Арнолд. Ее груди закачались маятниками, когда она к ней наклонилась. – Здорово придумано. Ты подвесила перед моим жеребенком ту самую морковку, от которой он пустится вскачь, – ненависть к Джону Аллану. Пока Эдгар мысленно взвешивал два предмета своей ненависти – Маму Венеру и Джона Аллана, – актриса обратилась ко мне: – Ты, ведьма, как-то замешана в эту напряженную интригу? Если да, то браво. Вернее, брава. – Говори, – произнес наконец Эдгар. – Говори, чего ты от меня хочешь. Он обратился к Маме Венере, однако ответила я: – Содействия. – Я сама поразилась своему вмешательству. – Какое когда понадобится. Эдгар задумался. В голове у него, как мне вообразилось, вертелись слова «рабыня», «беглянка», «скандал»; наверняка представилось ему и побагровевшее, пристыженное лицо Джона Аллана. На доказательства большего, чем у приемного отца, великодушия он плевать хотел, а вот уязвить его очень был не прочь. Оставалось уладить только одну существенную подробность. – Ну-ну, парень, – Мама Венера предвидела его вопрос, – за деньжатами дело не станет, угу. Мне вспомнилась проданная арфа. – Содействие, – повторила я в надежде подтолкнуть Эдгара к согласию и тем самым ускорить развязку. – Что у вас за ставка в этой игре, mon ami? – не без ехидства осведомился у меня Эдгар. Теперь он понял, чья я союзница. Я не ответила. Эдгар молча сверлил меня взглядом. В тишине до меня донесся голос Элайзы Арнолд: – Потребуй от него содействия – какое когда понадобится. Выбор предоставь мне… У меня есть одна мысль, я открою ее ночью – сегодня ночью. |
