Вижу, что да. Вы женаты. Нет. Но жили когда-нибудь с кем-нибудь. В том смысле, какой вы влагаете в слово жить, нет, не жил. Неужели только мимолетные интрижки. Нет, и этого не было, живу один, когда подпирает, делаю то же, что и все, иду и плачу деньги. А вы заметили, что все-таки отвечаете на вопросы. Да, заметил, но это неважно, может быть, я таким способом учусь. Хочу вам объяснить кое-что. Слушаю вас. Начну с того, что спрошу, знаете ли вы, сколько человек участвует в браке. Двое, он и она. А вот и нет, трое, в браке участвует трое — он, она и то третье, что образуется при соединении мужчины и женщины. Никогда бы не подумал. И если один из этих двоих совершает, например, измену, то сильней страдает и самый тяжкий удар получает, сколь бы невероятным это ни казалось, не он, а другой, но не тот другой, о котором вы подумали, а другой другой, вернее — третий, то есть двуединство брака. А и в самом деле можно выдержать это сожительство, я вот, например, и с самим собой-то плохо уживаюсь. Чаще всего в браке так случается, что мужчина или женщина или оба сразу, каждый со своей стороны, хотят уничтожить это третье, которое из них двоих и состоит, а оно противится, бьется, тщится выжить во что бы то ни стало. Для меня эта арифметика чересчур сложна. Вот женитесь, тогда скажете. Да уж куда мне, года мои не те. Не зарекайтесь, мало ли что может случиться, когда выполните свое поручение или что у вас там. Сомнения, которые мне поручено устранить, одолевают Главный Архив, а не меня. Что же это за сомнения такие, не сочтите за нескромность. Не могу сказать, я давал присягу. Присяга мало вам помогла, сеньор Жозе, скоро вам придется уйти отсюда, а знать вы будете не больше того, сколько знали, когда пришли, то есть ничего. Ваша правда, сказал на это сеньор Жозе и уныло покивал головой.
Женщина смотрела на него изучающе, а потом спросила: И давно ли уж вы занимаетесь этим расследованием. Собственно говоря, только сегодня приступил, но шеф все равно разозлится, если явлюсь к нему с пустыми руками, он у нас человек очень нетерпеливый. Несправедливо злиться на сотрудника, который не считает за труд трудиться даже по субботам. Тут нет моей заслуги, у нас так положено. Стало быть, как я понимаю, вы не очень продвинулись. Да, придется еще покумекать, как тут быть. Посоветуйтесь с начальством, оно на то и поставлено. Вы его не знаете, оно вопросов не допускает, отдает приказы — и все. Ну так что же вы. Я уже сказал, буду думать. Что ж, думайте. Неужели вы так-таки ничего и не знаете, ни куда они переехали отсюда, ничего другого, а ведь в письме, которое вы получили, наверняка был обратный адрес. Да быть-то он был, да вот беда, письма этого больше не существует. А вы не ответили на него. Нет. Почему. Если выбирать между убить и дать умереть, я выбираю первое, в фигуральном, конечно, смысле. Значит, я в тупике. Не думаю. То есть. Дайте мне бумагу и чем писать. Дрожащими руками сеньор Жозе протянул ей карандаш: Можете писать прямо здесь, на обороте, это все равно копия. Женщина снова надела очки и быстро вывела несколько слов: Ну вот, нате-ка возьмите, только имейте в виду, это не адрес, а всего лишь название улицы, на которой стояла школа, в которую ходила моя крестница после того, как они переехали отсюда, может быть, эта ниточка выведет вас куда надо, если школа, разумеется, еще стоит на прежнем месте. Дух сеньора Жозе заметался меж личной благодарностью за оказанное содействие и служебной досадой на то, что оно воспоследовало так нескоро. Благодарность возобладала: Спасибо, только и вымолвил он, а потом дал проявиться и сдержанной досаде: Не пойму, почему вы сразу не дали мне адрес школы, зная, что любая подробность, пусть самая на первый взгляд незначительная, жизненно важна для меня. Не надо преувеличивать. Несмотря ни на что, я вам весьма признателен и от своего лица, и от имени Главного Архива ЗАГС, который я здесь представляю, но все же настоятельно прошу объяснить, почему вы так промедлили с этим адресом, а. Причина очень проста, мне совершенно не с кем поговорить. |