|
— Мы призываем тебя, Геркулина! — затянули они. Слова Грания написала для них на чистых листках, вырванных из моей последней «Книги теней»; моя подруга назвала их «девственным пергаменом», и такой материал показался ей самым подходящим. — Именем всех полновластных богинь и богов, — продолжал хор моих друзей, — именем всех хранителей и спасителей наших, именем всех оберегающих нас духов и милостивых утешителей, именем тайных сил, витающих высоко в Эмпиреях, мы призываем тебя предстать пред нашими очами, немедленно и безотлагательно, в пристойном и благообразном виде, бесшумно и не причиняя нам вреда! Чего, интересно, они опасались? Что я появлюсь в виде нового урагана? Так или иначе, они читали заклинание по три раза, от начала до конца, три ночи подряд. А поскольку я все не приходила, они стали добавлять в него всевозможные имена, почерпнутые из «Книг теней». — Муэрте, Етам, Тетесем, Запс! — Эти имена употребляла некая сестра из Сарагосы, и от них на поверхности любой жидкости появлялись изображения разных фигур. Или вот еще: — Настоящим умоляем тебя, произнося имя Бога Живого: Эль, Эхоме, Этрха, Эйел ашер, Эйех Адонай Тетраграмматон Садай Агиос отер Агла[268] исхирос атанатос аминь аминь аминь! Потом они прибегли к своего рода диалогической форме заклинаний. На возглас «Галатим, галата, кайо, кайла!» следовало отвечать: «Йо Зати, Зата, Аббати, Аббата, Агла!» Кроме того, они попробовали воспользоваться трескучей бессмысленной фразой, дошедшей до нас из тринадцатого века, посредством которой маг Салатин якобы призывал демонов. — Багаби, лака башабе, Ламак кахи ашабабе, Каррелиос… — Ну и так далее. Все это казалось полной бессмыслицей. Однако часть этой абракадабры — непонятно, какая — все-таки подействовала. Смерть — это смерть, но быть мертвой означает пребывать в состоянии сонной грезы. Во всяком случае, так случилось со мной. И первое, что пробудило меня от смертного сна, это звон колоколов. Латунные корабельные колокола звонили на верхней площадке нашего Логова ведьм. Было уже далеко за полночь, но до утра еще оставалось какое-то время: известно, что предрассветные часы наиболее благоприятны для призывания духов. Юный месяц освещал разрушенный город. Когда колокола разбудили меня, я очнулась на втором этаже, в комнате, где так любила дремать, расслабившись. Да, в той самой моей любимой комнате… вернее, не моей, а нашей. И когда я проснулась, то почувствовала, что перестала быть мертвой (назовите мое нынешнее состояние так, как вам будет угодно) и спускаюсь на землю. Конечно, не в буквальном смысле. Разумеется, я не рухнула с высоты на лежащие посреди комнаты мертвые тела, как падающая с небесной тверди звезда. Нет, скорее имело место некое действие, означающее изменение состояния, и смысл его противоположен понятию «вознесение». Сначала я не могла ни видеть, ни думать. Но я могла слышать и различала произносимые нараспев слова, черпая из них силу — не столько из самих слов, сколько из голосов. Воля — вот в чем я нуждалась. Она крайне важна в таких ситуациях, причем и у тех, кто призывает гостей из иллюзорного мира, и у того, кого призывают. Своей волей они увлекли меня вниз, к покинутому дому, а я своей волей вошла в позаимствованное чужое тело. Это было просто — не сложнее, чем вытеснить некий объем воды. Моя отливающая серебром душа поменялась местами с незначительным количеством тонкой субстанции, еще сохранившимся в трупе. Правда, впоследствии мне довелось узнать, что иногда остатки отлетающей души испытывают беспокойство и сопротивляются, но такое противодействие можно легко преодолеть. |
