|
Вот именно, торговался. Здесь, как и везде в Гаване, цены не были определены точно, и местные покупатели, заходя в лавки, напрягали голос еще больше, чем кошелек. Признаюсь, мне даже взгрустнулось при воспоминании об американских базарах, где можно делать покупки молча. Да, всегда и везде при встрече с незнакомыми людьми, а в особенности с чужестранцами, я неизменно предпочитала молчание и уединение. Выйдя из лавки на Калье-Обиспо — улочка была такой узкой, что я могла бы подмести ее во всю ширину подолом одного из моих нью-йоркских платьев, — я развернула план города и принялась крутить его так и эдак, однако найти север, увы, мне так и не удалось. Каликсто улыбался — как все моряки, он легко определял стороны света. Но мне показалось, что его улыбка вызвана чем-то еще. Когда я передала ему карту, он пристально поглядел на меня, по-прежнему улыбаясь, сложил ее и сунул в карман брюк. — Скажи мне, — заговорил он, и я покраснела, решив, что он приступил к расспросам о событиях минувшей ночи, — скажи, куда ты хочешь идти? Я отведу тебя. Что мне оставалось, как не пожать плечами и согласиться следовать за ним? Что еще я могла ему сказать? «Извини, но я разыскиваю некоего безымянного монаха, а также французскую ведьму, которая, впрочем, с равной долей вероятности может оказаться за тысячи миль отсюда». Нет, так нельзя. Мне казалось, Каликсто знает, что мне совсем некуда податься. А потому мы еще немного побродили по городу, пока я не решила обзавестись планом иного сорта. Некогда я испытала на себе, что чувствует человек, которого преследуют, и теперь точно знала, что за нами никто не гонится. По крайней мере, никто из людей. Разве что какая-нибудь дворняжка, принюхиваясь, шла по следу: с тех пор как я связалась с мертвецами, мой запах привлекал собак. Знала я и о том, что капитан «Афея» не сообщил властям о смерти Диблиса. Имя кока просто вычеркнули из судовых документов. Я видела все отчетливо, как в вещем сне. Мне это просто стало известно — и все. Наверное, действовало то самое шестое чувство, коим наделены мы, сестры. Именно так я понимала или знала и другие вещи, прежде неведомые: я ощущала их. После тех самых… в общем, после тех событий, принесших мне столько страданий, я обрела новую силу. Поверьте, мои возможности многократно превосходили обычные способности сестер. Они неизмеримо возросли после того, как я почти умерла, оказавшись на волосок от смерти, а затем возвратилась к жизни, но уже с l'oeil de crapaud, меткою ведьмы, навеки впечатанной в мои зрачки. Однако после возвращения в Сент-Огастин в моем доме на улице Сент-Джордж все оставалось неизменным, все было хорошо известно по прежней жизни, и узнавать еще больше не было смысла. Я забыла о Ремесле в годину горя и нужды. Как и саму жизнь. Но в Гаване я почувствовала в себе силу: шагая по улицам, я отпустила свои чувства на волю и впитывала в себя этот город. Я еще не могла понять, что происходит, но чувствовала себя счастливой. Найду ли я К.? Встречу ли Себастьяну? Совсем недавно я тревожилась о том, сумею ли найти монаха и встречусь ли с той единственной, кто способен помочь мне. Теперь же меня совершенно не беспокоило, кого я встречу или найду — лишь бы не мертвых солдат. Почему? Ответ был прост: на улице Калье-Обиспо, рядом с Каликсто, я ожила. Но в тот же самый день я вступила на путь смерти, поскольку в Гаване… Alors, посмотрите сами на этот город. ГЛАВА СЕДЬМАЯ Я говорю правду не всегда до конца, но настолько, насколько осмеливаюсь. Монтень. Опыты (Перевод А. |
