|
А коли и верна, то это ведь ничего не значит. Потому что, если все мы — машины, то не о чем и тревожиться. — Вот это мне понятно. Странно, но он и вправду это понял. Глаза его открылись, да так и остались открытыми. — Помнишь ангела в Библии, готового пощадить целый город, если в нем отыщется хотя бы единый праведник? И ведь не один отыскался. То же относится и к Homo ferox, Артур, даже сейчас. В глазах, неотрывно глядевших на маячившее перед ними видение, возникло подобие интереса. — Ты слишком буквально воспринял мои советы, Король. Неверие в первородный грех вовсе не подразумевает веры в первородную добродетель. Оно подразумевает лишь, что не следует верить в абсолютную порочность человека. Человек, быть может, порочен и даже очень порочен, а все же не абсолютно. В противном случае, согласен, любые попытки бессмысленны. Артур произнес, расплывшись в одной из своих ясных улыбок: — Да, это хороший сон. Надеюсь, он окажется длинным. Его учитель стянул с носа очки, протер их, снова надел и внимательно оглядел старика. За стеклами очков поблескивало удовлетворение. — Если бы ты, — сказал он, — не пережил всего этого, ты бы так ничего и не понял. Никуда не денешься, знание — вещь наживная. Ну, как ты? — Бывает и хуже. А ты? — Отменно. Они обменялись рукопожатием, как если бы только что встретились. — Побудешь со мной? — Вообще то говоря, — отвечал некромант, звучно сморкаясь, чтобы скрыть ликование, а может быть и раскаяние, — мне и находиться то здесь не положено. Я просто послан к тебе с приглашением. Он сложил носовой платок и сунул его под шляпу. — А мыши? — спросил Король, и глаза его в первый раз чуть заметно блеснули. На секунду кожа у него на лице дрогнула, натянулась, и под нею, быть может, в самых костях, проглянула конопатая, курносая физиономия мальчишки, которого когда то давно очаровал Архимед. Мерлин с удовольствием стянул с головы колпак. — Только одна, — сказал он. — По моему, это была мышь, хотя теперь уже толком не скажешь, усохла наполовину. Глянь ка, а вот и лягушка, я еще летом ее подобрал. Она, бедолага, попала во время засухи под колеса. Силуэт — само совершенство. Он с удовлетворением ее обозрел, прежде чем сунуть обратно в шляпу, затем уложил ногу на ногу и, поглаживая колено, с таким же удовлетворением обозрел ученика. — Итак, приглашение, — сказал он. — Мы надеялись, что ты нанесешь нам визит. Битва твоя, полагаю, как нибудь обойдется без тебя до утра? — Во сне это не имеет значения. Видимо, это замечание рассердило волшебника, ибо он гневно воскликнул: — Послушай, перестань ты все время твердить о снах! Нужно же все таки хоть немного уважать чувства других людей. — Не обращай внимания. — Да, так вот, — приглашение. Мы приглашаем тебя посетить мою пещеру, ту самую, куда меня засадила молодая Нимуя. Помнишь ее? Там собрались кое какие друзья, ждут тебя. — Это было бы чудесно. — К сражению у тебя, насколько я знаю, все подготовлено, а заснуть ты все равно навряд ли заснешь. И может быть, если ты погостишь у нас, на душе у тебя полегчает. — Совершенно ничего у меня не подготовлено, — сказал Король, — но в сновидениях так или этак, а все как то устраивается. При этих словах старый господин выскочил из кресла, цопнул себя за лоб, словно подстреленный, и воздел к небесам палочку из дерева жизни. — Силы благие! Опять эти сны! Величавым жестом он сорвал с себя остроконечную шляпу, пронзил взглядом бородатую фигуру насупротив, с виду такую же старую, как он сам, и — в виде восклицательного знака треснул себя палочкой по макушке, И полуоглушенный, ибо не расчитал силу удара, — снова упал в кресло. |
