На глазах у Рикерта его вырвало на заросшую сорняками клумбу.

* * *

– Это называется посмертная миоклония, – сказала Мэри Бассет.

Нейт сидел на бампере своего старенького «Чероки». Во рту у него стоял кислый вкус рвоты, сердце по прежнему выбивало барабанную дробь по грудине.

Сиделка стояла, скрестив руки на груди.

– Иногда после прекращения жизненных процессов в теле происходит спазм или судороги, что может сопровождаться выдохом. Звук… жуткий. Впервые я услышала его в медицинском училище, когда первый раз реанимировала больного, и до сих пор не могу этого забыть.

Рикерт стоял поблизости, с отрешенным любопытством слушая разговор.

– Но отец ведь умер, правильно? – выдохнул Нейт. – Как давно?

– Час назад.

– Эти судороги могут произойти через такой большой срок после… – Он решил воспользоваться эвфемизмом сиделки: – «Прекращения жизненных процессов»?

Та пожала плечами:

– На моем опыте такого не случалось, но биология – штука непостижимая.

– Но это еще не все, – продолжал Нейт. – Я видел его, отца, стоящего в углу. Его, но в то же время не его. Что то вроде призрака.

Лицо Мэри стало печальным, сочувствующим.

– В таких видениях нет ничего необычного. Вы испытали значительный стресс. Если вам будет легче думать, что вы видели душу отца, пусть будет так. Если вы предпочитаете считать, что это была галлюцинация, тоже хорошо. – Она попыталась улыбнуться. – Тут неправильных ответов нет и не может быть.

– Ладно, – кивнул Нейт. «Просто галлюцинация», – подумал он. – Спасибо.

Сиделка повернулась к юристу:

– Я выбросила все лекарства и подготовила свидетельство о смерти. Если хотите, могу связаться с похоронной службой.

– Будьте добры, – сказал Рикерт.

Мэри Бассет еще раз выразила Нейту сочувствие, попрощалась с ним и уехала.

– Будете на похоронах? – спросил поверенный.

– Для меня похороны уже состоялись.

– Хорошо. Я займусь делом о наследстве. Да, если вам интересно, у завещания нет распорядителя.

– Мне неинтересно.

Какое то время Рикерт просто стоял, молчаливый, словно деревья в этот жаркий безветренный августовский день.

– Как вы собираетесь поступить с домом? – наконец спросил он. – Продать его и заплатить налог с прибыли? У вас все равно кое что останется.

– Я пригласил клининговую компанию. Она наведет здесь порядок, продаст все, что не вделано намертво. А через неделю после этого… – Нейт не мог поверить в то, что действительно произнес следующие слова: – Наша семья переедет сюда.

– Я удивлен.

– А уж я то как удивлен, мистер Рикерт! Уж я то как удивлен!

Интерлюдия

Прибытие

Животные не любили заходить в тоннель.

Они не сообщали это друг другу – в прямом смысле. У них нет общего языка, позволяющего общаться представителям разных видов, хотя, разумеется, со своими собратьями они общаться могут – писком и чириканьем, блеянием и мычанием. Но никогда никакому животному не нужно было говорить другому животному: «Не ходи туда!» Они это и так понимали. Об этом предостерегали их шерсть и перья. Об этом пела их кровь.

Животные знали, что этот тоннель – не просто тоннель. Это место насквозь пропахло страхом – темная пустота, тонкое место, мембрана, сквозь которую проникал мрак, истинный мрак, и животные это чувствовали, они чуяли этот запах. Животные также понимали, что дело не только в тоннеле, но и во всей окрестной земле, – однако тоннель являлся центром.