— Восхитительно, Сунг Шан! Я с гордостью сообщу о твоем предложении селянам.

— Бамбук дает радость тем, у кого нет надежды! Я так же благодарен ему за его чудесные свойства, как и другие. Если не больше.

— Хорошо, Сунг. Я напишу объявление о празднике, и с этих пор он будет главным для всей деревни. Никто не посмеет вычеркнуть его из календаря.

* * *

Для возвращения Сунг выбрал тропинку, которая вела к его дому по окраине села. Легкий ветерок освежал голову. У Сунга создалось впечатление, что бамбук, растущий вдоль дороги, не сгибается от ветра, а кланяется ему в знак приветствия. Только он об этом подумал, как увидел перед собой старика, который, повернувшись к стволу бамбука, как раз это и делал — кланялся растению, как другу, которого безмерно уважает. Не желая смущать старика, Сунг свернул с пути и через рощу вышел на другую дорогу.

XXVII

Я даже не заметил, как быстро пришла осень. Время проходило в ежедневном повторении рутинной работы и заданий. Я больше не размышлял об учителе и дайси. Я больше не задавал себе вопросов о смысле пребывания в Дабу-дзи, меня не преследовало прошлое. Это было явным знаком того, что я принимаю свою жизнь такой, какая она есть — простой, спокойной и трудовой.

Хотя все чаще я пребывал в полном согласии с собой, без потребности разговаривать с кем бы то ни было, послеобеденное время я зачастую проводил в обществе Рёкаи. Мы нередко лежали около ручья над монастырем, глядя каждый в свою даль или в общее небо. Это было времяпровождение, несущее в себе какой-то дополнительный покой.

Однажды я застал Рёкаи со свитками бумаги, которые он спокойно и торжественно принялся разворачивать один за другим. Передо мной открывался богатый мир, который я до конца не понимал, но очень глубоко чувствовал. Это были его рисунки тушью с хокку. У него была легкая рука — линии будто возникали из ничего. Всего нескольких линий было достаточно, чтобы изобразить фигуру в движении, гору под снегом или заросли и деревья. Из рисунков Рёкаи словно бил поток силы.

Он не скрывал радости, увидев, что рисунки мне понравились. Он сказал, что не показывал их даже роси. Потом, словно пристыженный ребенок, быстро все собрал и почти бегом поспешил к Дабу-дзи. Любовь ко мне, выказанная им таким образом, была сильнее его сдержанности.

* * *

На следующий день после утренней сутры дайси Тэцудзиро сообщил, что меня зовет роси.

Учитель сказал:

— Цао, я пригласил тебя, чтобы поговорить о том, что тебя ждет. Теперь ты готов воспринять новые знания. Решать будешь ты, но я должен сообщить тебе время. Думал ли ты об этом?

— Нет, роси. Не думал.

— Это хорошо. Вот еще о чем я хочу тебя спросить. — Ты сам себе дал имя Цао, но никогда не говорил мне, почему.

— Я взял его из древнего китайского словаря «Эр Я», в котором оно означает «бамбук». Поскольку бамбук символизирует Будду, я подумал, что, возможно, он был моим первоначальным обликом.

— Знаешь ли ты тогда, каковы другие два символа Дружественной Троичности?

— Слива, представляющая Конфуция, и сосна, представляющая Лao Цзы. Все три вместе означают счастье.

— Нужно, чтобы ты знал и остальное. Эти символы называют еще «Зимними друзьями», и они символизируют отпор тяготам, несчастьям и страданиям. Слива настолько отважна, что цветет, когда земля еще покрыта снегом, сосна растет на бесплодной почве и крутых обрывах. А бамбук?

— Бамбук зеленеет круглый год. Сколько раз я смотрел, как он сгибается под тяжестью снега и вновь быстро выпрямляется, когда снег растает.

Ответив, я был уверен, что эти слова принадлежат тому самому некто во мне, которого я не знал.