Вызов случившегося, но не записанного

Согласитесь, что путешествие в неизвестное, но возможное (или случившееся, но не записанное) всегда было влекущим и для автора, и для читателя книги. В феврале 1984 г. я оказался вместе с бригадой югославского телевидения (составленной из так называемых свободных стрелков) в Вашингтоне, где мы снимали передачу из цикла об американских журналах. Задание было трудным, поскольку требовалось показать систему работы супер-журнала «National Geographic» (его тираж достигал более 10 миллионов экземпляров). Тогда еще ясно не отдавая себе отчет зачем, почти с отчаяния, я приватным образом пытался вступить в контакт с известной корреспонденткой этого журнала и Географического общества по имени Луиза Марден. В книжке 158, № 4 за октябрь 1980 г. она опубликовала «Cover story» под названием «Bamboo, The Giant Grass». Я был откровенно очарован количеством невероятных сведений о бамбуке, которые настолько меня захватили, что я на примере этого растения попытался привести к согласию отношения между реальным и ирреальным, но безуспешно. Именно эта неудача (которая включала и то, что я не нашел журналистку) побудила меня к предположению (уже хорошо известному остальным): «есть вещи в этом мире, друг Гораций, что и не снились нашим мудрецам!» Этот вызов неизвестного — столь чудесное явление, что можно привести бессчетное количество примеров того, как он оказывался сильнее собственных последствий. Подобный пример я наблюдал на Белградском кинофестивале FEST'88 в фильме Бернардо Бертолуччи «L'Ultimo Imperatore» (получившем «Оскара») о последнем китайском императоре Пу Ю (1906–1967). Режиссер еще одной грандиозной картины XX века не удержался от искушения прогуляться по традиционному императорскому Китаю, а также по Китайской республике вплоть до культурной революции. Инвентивность Бертолуччи подарила публике несколько выразительных картин человеческой мощи и немощи, а также впервые через кинокамеру открыла многие пространства Запретного города. Опираясь в наибольшей степени на воспоминания самого императора, режиссер словно предвидел слишком малое количество материала, который бы достаточно глубоко проникал в души исторических деятелей. Бертолуччи лишь оттенил предложенное, не сумев подчеркнуть нечто более существенное, чем ситуации, в которые попадали персонажи. Ценой оригинальной сценографии, костюмов и исторических императивов герои остались на уровне черно-белой картины, не сумев подняться до колористической выразительности. Таким образом, вызов не только послужил поводом и мотивом для работы, но превратился в само произведение.

Однако вызов, даже когда он овладевает автором и лишает его возможности качественного художественного изображения, не является предателем или врагом творца. Вызов лишь принимает на себя роль Абсолюта, почти совершенной, но недостижимой любви, сопротивляться которой невозможно.