Думай обо мне как о ласковой тетушке, живущей по соседству, я в любой момент приду по твоему зову. А теперь прощай!
Тотчас старушечье лицо вновь превратилось в лицо цветущего юноши. Я стал удерживать Ито, так как хотел о многом его расспросить, но он сказал, что ему пора на работу в Синдзюку, и быстро ушел…
Прошло пять дней. Около четырех вновь появился юноша Ито. Моя дочь была на занятиях. Как обычно в такие дни, ее подруга, бездетная госпожа Симидзу, с десяти утра до вечера помогала нам по хозяйству.
Юноша Ито, в прежнем порядке проделав все действия, сел перед обогревателем. Симидзу, узнав о его визите от дочери, захотела послушать вместе со мной. Мы устроились перед юношей.
Он же, как в прошлый раз, помолившись, тотчас превратился в старуху и заговорил.
Вначале, обратившись ко мне, он произнес несколько ободряющих слов, затем, повернувшись к Симидзу, сказал:
— Добро пожаловать… Сегодня я пришла, чтобы встретиться с тобой…
Я понимал, что с моей стороны неприлично подслушивать, когда вероучительница обращается к другому человеку, но не мог же я заткнуть уши руками и, смущаясь, волей-неволей слушал долетавшие до меня слова.
Зная, что Симидзу искусная портниха. Родительница обратилась к ней с просьбой. Еще при жизни, 26 декабря 1873 года, следуя приказу Бога, она надела алое кимоно и приступила к Спасению Мира.
— И сейчас, — сказала она, — я хочу спасать мир, облачившись в такое же алое кимоно. Поэтому прошу тебя, сшей мне алое кимоно и красный пояс — достаточно будет хлопчатобумажного летнего кимоно без подкладки. Мерку можно снять с этого ребенка (Ито). Пояс не слишком широкий, лучше узкий… Когда кимоно будет готово, я стану надевать его только в этом доме и оставлять здесь же… Исполнишь это для меня?
— Слушаюсь, — сказала Симидзу.
После этого Родительница заговорила, понизив голос, и я по своей глухоте, к счастью, ничего не расслышал. Но уже через несколько минут Симидзу, расчувствовавшись, едва могла сдержать слезы…
Когда все кончилось, Симидзу сняла с юноши мерку, чтобы сшить алое кимоно, а он, опасаясь опоздать на работу, вновь поспешил удалиться.
Через день, в пятницу, когда Симидзу пришла, как обычно, помочь по дому, она, исполнив повеление Родительницы, принесла алое кимоно, и не только пояс к нему, но также хаори и таби. Обмотанный платком сверток она положила на клетчатую подушку перед обогревателем, на которой имел обыкновение восседать юноша Ито.
Когда через несколько дней я сообщил пришедшему Ито, что алое кимоно готово, он, как обычно, вошел в комнатку, снял верхнюю одежду и переоделся в легкое алое кимоно. Мне показалось, что ему должно быть холодно, но он, как и прежде, следуя заведенному порядку, начал говорить, обращаясь к нам, но теперь еще больше походил на ласковую старушку, и чувствовалось, что слова его переполнены радостью. Когда беседа закончилась, он перед уходом сам аккуратно сложил кимоно и завернул его в платок…
С тех пор и по настоящее время Ито каждые четыре-пять дней посещает меня и дает возможность непосредственно услышать слова вероучительницы Мики Накаяма. Я взял за правило записывать на магнитофон все, что она говорит, и после по многу раз прослушивать, запечатлевая ее слова в своем сердце.
Позже дочь купила электронную печатную машинку, о которой она впервые услышала от Ито, и наловчилась перепечатывать записанный на пленку голос, так что теперь благодаря ее усилиям сказанное Родительницей можно не только услышать, но и прочесть глазами. Любопытно, что услышанное и прочитанное отзывается в сердце по-разному. Дочь печатает на машинке два экземпляра и один посылает профессору Кодайре. Но в речах Родительницы поднимается так много всевозможных проблем, что мы боимся слишком обременять занятого профессора. |