Поблагодарив, я честно высказал свое мнение. На что юноша Ито сказал:

— Это знаки Бога, хорошо или плохо, сказать не могу. Друзья уговаривали меня также выставить мои картины, но я получил нагоняй от госпожи Родительницы и отказался.

Я понял, что как опекун обязан серьезно с ним поговорить.

— Тебе прекрасно удается все, что ты делаешь. Когда поешь, обнаруживаешь задатки оперного певца. Сложное искусство чайной церемонии выполняешь с таким мастерством, что можешь уже сейчас быть преподавателем. И в каллиграфии невозможно отрицать твоего дарования… Бог перво-наперво всем продемонстрировал, что ты многосторонне одаренный человек, добивающийся успеха во всем, за что берешься. Тем самым Он дает понять, что, раз уж ты отказался от своих дарований ради служения Богу, все должны, отбросив сомнения, поверить тебе и следовать за тобой…

Сам знаешь, госпожа Родительница постоянно тебя поучает, что Бог торопит и необходимо направить все силы на спасение людей. Ты должен покончить с людскими делами и начать работу Бога. Таково Его произволение. Я понимаю, как тяжело, будучи плоть от плоти человеком, выполнять работу Бога, но в этом твое предназначение, твой долг… Возможно, ты считаешь себя слишком молодым, но разве не в твоем возрасте Иисус исполнил такое же предназначение и был распят на кресте? Ты же можешь не бояться смерти. Бог тебя хранит, поэтому, выполняя работу Бога, неся «жизнь, полную радости» роду человеческому, ты будешь почитаться как божество Солнца и Луны. Мужайся!

— Я понимаю.

Больше я ничего не сказал.

После этого было еще немало знаменательных событий. Хотелось бы написать обо всем, но поскольку я должен двигаться дальше, как ни обидно, придется многое опустить. Отмечу лишь, что к марту этого года характер юноши Ито переменился и даже внешне он стал выглядеть более серьезным.

К тому времени дом в Кавагути стал тесен, госпожа Родительница посоветовала переехать в более просторный дом, и юноша Ито стал подыскивать новое жилье.

В связи со своей работой он искал дом близ Центральной железнодорожной линии, чтобы было удобнее добираться до Синдзюку. Находились дома вполне подходящие, но как только он сообщал хозяевам, что трижды в месяц у него собирается больше трехсот человек, ему тотчас отказывали. Он обошел всю эту линию, далеко за Китидзёдзи, но безрезультатно. Я утешал его, убеждая, что госпожа Родительница непременно найдет для него подходящее жилье, но поскольку он должен был съехать из дома в Кавагути уже в конце июня, он был в отчаянии.

И вот в середине мая в моем доме госпожа Родительница его устами вдруг радостно сообщила:

— Новому дому я назначила быть в Югаваре. Впервые попав туда, я была растрогана — так эти места напомнили мне мое родное Ямато. По сути Югавара — это часть Токио и, следовательно, соответствует наказу Бога обосноваться в столице. Оттуда ясиро уже не сможет ездить на работу в Синдзюку и, по Божьему произволению, полностью сосредоточится на работе Бога, так что и я перестану за него тревожиться.

Приблизительно такими были слова, пробудившие меня от заблуждения и наполнившие почтительным страхом.

Дело в том, что я верил: юноша Ито работает в Синдзюку по приказу Бога, ради духовной аскезы. Меня удивило, что, как выяснилось, он поступает вопреки воле Бога, и в то же время, поставив себя на его место, я крепко задумался.

Можно вообразить, как тяжело, как мучительно юноше из плоти и крови жить как Бог. Волей-неволей в течение дня захочется, хотя бы вечером, забыв о Боге, пожить по-человечески. Разумеется, госпожа Родительница, ругая его, в то же время и баловала, как мать, и могла порой на что-то посмотреть сквозь пальцы… Чем больше я думал, тем больше испытывал к нему сочувствия…

Когда стало известно, что Ито для своей «Небесной обители» снял старый дом в Югаваре, многие пришли туда помочь, кто занялся ремонтом, кто — приведением в порядок дома, бывшего многие годы пустовавшей дачей.