Передо мной стоял он самый — Минору.

— Ты откуда явился? — спросил я, вставая с валуна, и рассмеялся. — Я как раз наслаждался в райских кущах.

— Я тоже решил отправиться в рай, поэтому и пришел к вам с радостной вестью.

Может быть, потому, что он был весь облит дивными лучами осеннего солнца, он вдруг переменился и выглядел весьма торжественно. Я не стал легкомысленно спрашивать, о каком рае он говорит, и молча проводил его в гостиную. Мы сели рядом на диван, и моя правая рука невольно коснулась его плеча. Решившиеся спросил:

— И где же твой рай?

— Место, в котором я оживаю…

— Оживаешь?.. Это наверняка не нынешняя Япония. Даже я это сразу понял, едва взглянув на тебя. Если хочешь ожить, лучше поскорее брось Японию. Иначе ты и сам сгниешь здесь заживо.

— И вы это заметили? — Приподнявшись, он напряженно глядел на меня.

— Я так подумал, когда узнал, какой ты замечательный лингвист. И успокоился, решив, что выдающийся ученый всего лишь беззаботно проводит каникулы в своем отечестве. Всякий раз, когда мы непринужденно с тобой общались, от тебя веяло дыханием жизни… Спасибо. Я хотел как-нибудь поблагодарить тебя…

Он продолжал молча смотреть на меня. Мне стало не по себе, я тихо спросил:

— Каникулы уже подходят к концу?

Продолжая молчать, он встал передо мной на колени и, глядя на меня снизу вверх, сказал:

— Да, для меня отечество — это страна отца, страна, к которой я испытываю только чувство сыновнего долга…

Увидев, что на глазах его заблестели слезы, я быстро встал, приложил ладонь к левому уху, точно оглох, и, смеясь, сказал:

— Ты говоришь, страна, к которой ты испытываешь только чувство сыновнего долга, так признайся же, что ты думаешь об этой стране?

— Что-то вы сегодня слышите хуже обычного. Раньше левым ухом вы слышали нормально.

С этими словами он усадил меня на диван, сам сел по левую руку и сразу начал говорить, и это был совершенно неожиданный, словно только что уплывший в небесную синеву, странный рассказ, и я, затаив дыхание, весь ушел в слух.

— Действительно, Япония была для меня отечеством — страной отца. Страна, в которой нет никого, кроме отца. И этот отец приказывает: «Ты мой наследник. Если будешь выполнять мои приказы, во всем преуспеешь. Это воздаяние за сыновнюю почтительность, поэтому ни о чем не беспокойся. Ибо в этой стране сыновняя почтительность — главная добродетель…» Так он меня наставлял и под конец сказал: «Немедленно поступай на экономический факультет Токийского университета! Вращайся в обществе. Даже когда меня нет рядом, ходи с важным лицом. Смотри на всех свысока, как на своих подчиненных. Только одного не забывай — всегда будь почтительным сыном. Потому что в нашей стране нет ничего важнее этого». Отец мог и не говорить мне таких слов, я бы и так поступал в согласии с ними. Ведь я живу в стране сыновней почтительности, и у меня просто нет иного выхода…

Но однажды я внезапно спросил себя — куда я исчез? Да, я здесь, но куда делся тот «я», которому вовсе не свойственна сыновняя почтительность? Мне же точно известно, что «я», не чтящий своего отца, существует, но куда он девался? Не иначе, как отправился в страну, где сын не обязан почитать отца.

В этот момент я сильно чихнул и рассмеялся.

Ну уж нет, мир не ограничивается страной, где сын обязан почитать отца! До сих пор мой взор застили штампы типа «сыновняя почтительность», и я не мог разобрать букв, словно уплывавших в ясную небесную лазурь.

«Дурак набитый!» — пропел я во весь голос. И — точно пробудился ото сна — «страны сыновней почтительности» как не бывало, я находился в Японии осенью второго года эпохи Хэйсэй.