Изменить размер шрифта - +
 — Раньше у нас все спокойно лежали, никаких разногласий не было ни на там религиозной почве, ни на национальной. А теперь шалят. Вчера в армянском секторе опять два надгробья разбили. А я тебе так скажу: не было в эту ночь живой шпаны на кладбище! Два мента, что на складе ХОЗО дежурили, с бабцами кружились, горилку с перцем аж две бутылки выпили, ну покувыркались, не без этого. Но шпаны — я тебе точно говорю! — шпаны не было.

Любимый подумал.

— Ничего, — сказал он. — Я дьякону Михаилу скажу. Он с покойными ментами договорится, они эту шушеру погоняют. Это хорошо, что ты мне про ментов напомнил, дядя Саша! Больше ничего?

Рзянин хмыкнул.

— А тебе мало? Ну если по мелочам, к Мишке Сологубову братва приезжала за инструкциями. Никак они без него не могут. У Ашота на семнадцатом участке родственники всю ночь гудели, юбилей смерти справляли. А так все нормально.

Любимый расписался в журнале, отложил ручку в сторону.

— Ночка у тебя выдалась, дядя Саша, — сочувственно сказал он. — Вот и у нас сегодня весь день бешеный будет.

— А что случилось? — сторож неторопливо собирал вещи в матерчатую сумку: фонарик, перочинный нож, остатки ночного обеда, пустую бутылку.

— А ты что, телевизор не смотрел? — Любимый непроизвольно глянул на ободранный переносной «Шилялис», стоящий на тумбочке. — Захара с его бригадой на трассе кончили. Похоже, они на работу вышли, только вот клиент им попался несговорчивый. Да, семь человек с Захаром и Лапиком во главе. Братва уже приезжала, пальцы гнула. Хотят, чтобы все в лучшем виде было и на центральной аллее. А после них из ментуры звонили. А те говорят, попробуй только их на центральной, мы тебя рядом с ними зароем. У них сегодня похороны, они какого-то полкаша хоронят, не хотят, чтобы рядом жульманы паслись.

— Ты братву к Кузнецову в городскую администрацию посылай, — посоветовал Рзянин. — Пусть он и с теми, и с другими договаривается. Ну я пошел?

— Вечером не опаздывай, — Любимый встал и прошел в свой кабинетик.

Сторож Александр Николаевич Рзянин вышел из домика. Было около восьми утра, в яркой после недавнего дождя листве кладбищенских деревьев оживленно чирикали воробьи. Кладбище казалось сонным царством, аллеи были пусты, молчаливы, душееды уже исчезли, и только у южной стены запоздавший нерадивый ангел, словно нерадивый армейский прапорщик, зло кричал, торопливо строя отобранные для Чистилища души. Он всеми силами своими пытался избежать грозящих ему неприятностей.

Везде одно и то же: у маленьких людей — маленькие неприятности, у больших людей неприятности позначимей, а у тех, кто живет на небесах, они всегда выше крыльев.

 

Ночные беседы при полной луне

 

Склеп у покойного Соломона Ашотовича Варданяна был полная чаша.

Стены склепа отделали черным мрамором, столик стоял, на стене картина с армянским пейзажем висела и на надгробии роза из сусального золота цвела.

— Заходи, дорогой, заходи! — щедро сказал Соломон Ашотович.

Скучно ему было в этом великолепии. К богатым покойникам в склеп, как к живым людям в дом, всегда с опаской заходят и с ощущением некоторой неловкости. Как в музей.

— Вино будешь? — спросил Соломон Ашотович, белой тенью нависая над столиком. — Внуки из Москвы приезжали. Не забывают старика!

Они сидели, пили вино и смотрели на звезды.

Ночное небо в августе всегда красиво. Особенно когда Земля входит в поток леонид, и время от времени с небес срываются прекрасные длинные звезды, оставляющие росчерк среди густой сыпи звезд.

— Какое вино! — восхитился Соломон Ашотович.

Быстрый переход