— А до пятницы ты как? — озаботился Соломин.

Теща фыркнула.

— А так, — сказал она, словно все уже было решено. — У дочки поживу. А ты это время потеснишься малость, не барин, с женой полежишь!

Ночами она бродила по кладбищу и возвращалась под впечатлениями.

— Богато у вас тут, — сказала она. — Этот, под белой статуей который… Генерал, наверное?

— Мент, — сказал Соломин. — В следственной школе преподавал. Хапал, небось. Чего ж ему с таких денег памятник не поставить? Мне сосед при жизни рассказывал, у него сын в следственную школу поступал. Семьдесят тысяч за поступление отвалили!

— Это ж какие бешеные деньжищи! — ужаснулась теща, у которой пенсия никогда выше семисот рублей не поднималась. — Жируют! Нельзя так, скромнее надо к смерти относиться. И этот, который прокурор. Жену похоронил, а уже и свой патретик на камне выбил. Вроде как место приготовил. Не по-христиански это, Гриша!

— Мама! — нервно сказала супруга. — Ну что вы с этим к Грише? Можно подумать, от него что-то зависит!

— И поговорить нельзя! — желчно сказала теща. — Ты, Ленка, и при жизни такой была, слова сказать без замечания невозможно было. А я тебе говорила, говорила! Вон, гляди, как люди лежат! Мрамор, гробы полированные. Твоему Гришке три жизни надо было прожить, чтобы на такой гроб заработать!

— Мама! — снова сказала жена, но уже более нервно.

При жизни Соломин в эти разговоры не лез, не мужское дело. А сейчас теща своими глупыми разговорами мешала ему думать о вечности. И это отвлекало.

— Вы, мама, помолчали бы, — сказал он. — Знаете, как оно — в чужой гроб со своими уставами соваться не следует. Жили до вас спокойно…

— Оте-нате! — сказала теща. — Жили они!

Соломин и сам понимал, что сморозил глупость.

Ближе к пятнице, когда уже Соломин почувствовал скорое освобождение, теща из своего путешествия вернулась довольная, долго таинственно молчала, потом не выдержала и сообщила:

— А меня здесь на работу берут. Клад охранять, вот!

Оказалось, что неподалеку похоронили какого-то чинушу. Для вида похоронили. На деле в могилу не его закопали, а гроб. Не пустой, конечно, до самого верха набит он был золотыми монетами и прочей бриллиантовой мишурой. Покойника, видать, где-то зарыли, а домовину его использовали вместо сейфа. Бывает.

— Прощай спокойный погост! — сказал Соломин жене.

— Ну что ты так на маму! — возмутилась жена. — Не такая уж она плохая. Помнишь, как дети у нее каждое лето отдыхали?

— Спасибо, зятек! — желчно поблагодарила теща. — Думала, порадуетесь вместе со мной, все-таки рядом будем, на одном погосте. Атут сплошное недовольство. Что рыло кривишь? Чем я тебе не угодила?

— Мама! — сказала жена. — Ну зачем вы так на Гришу? Он ведь еще ничего не сказал!

— Вижу, вижу, — сказала теща. — Я хоть и мертвая, да не слепая!

О работе она больше не заговаривала, а накануне отъезда на родное кладбище устроила форменный скандал. Видно было, что на душе накипело.

— Мама! — мягко сказал Григорий. — На попутку опоздаете.

— А ты меня не гони! — набычилась теща. — Землица-то везде одинакова.