Дэвид попробовал заговорить, но в горле так пересохло, что он не смог вымолвить ни звука. Он повторил попытку и издал какой-то лошадиный хрип. Роза медленно открыла глаза и посмотрела на него с изумлением.

— Дэвид? — сказала она.

Он никак не мог заговорить. Роза налила из графина воды в стакан, поднесла к губам мальчика и поддержала ему голову, чтобы он смог попить. Дэвид увидел, что она плачет. Несколько слезинок капнуло на его лицо, когда она убирала стакан, и Дэвид ощутил их вкус.

— Ах, Дэвид, — прошептала она. — Мы так беспокоились.

Она нежно поглаживала его по щеке. Роза все еще плакала, но было видно, что, несмотря на слезы, она счастлива.

— Роза, — сказал Дэвид.

Она наклонилась к нему.

— Да, Дэвид, что ты хочешь сказать?

Он взял ее за руку.

— Прости меня, — попросил он.

И провалился в глубокий сон.

XXXIII

ОБО ВСЕМ УТРАЧЕННОМ И ОБРЕТЕННОМ

В последующие дни отец часто рассказывал о том, как близок был Дэвид к тому, чтобы навсегда их покинуть. Как они не могли найти его после крушения, как уверились в том, что он заживо сгорел в обломках рухнувшего самолета, как отчаялись, не обнаружив ни единого следа. Как искали его по всему дому, в саду, в лесах и полях вместе с друзьями, полицейскими и даже незнакомыми людьми, неравнодушными к чужой боли. Как они искали в его комнате хоть какой-то намек на то, куда он подевался, и как наконец обнаружили полость за стеной углубленного сада. Там и лежал в земле Дэвид, который каким-то образом пролез туда через брешь в каменной кладке и оказался замурован после обвала.

Врачи говорили, что с ним случился очередной припадок, возможно, вследствие травмы из-за крушения, и он впал в кому. Дэвид погрузился в глубокий сон на много дней, пока не очнулся и не произнес имя Розы. И хотя все обстоятельства его исчезновения объяснить было невозможно — прежде всего, что он делал в саду и откуда у него на теле некоторые из шрамов, — родные просто радовались его возвращению. Он так и не услышал ни единого упрека. Лишь много позже, когда опасность миновала и он снова вернулся домой, Роза и отец, оставшись ночью вдвоем в своей спальне, завели разговор о том, как сильно этот случай изменил Дэвида. Мальчик стал спокойнее и внимательнее к окружающим, он смягчился по отношению к Розе, начал проявлять сочувствие к ее непростым попыткам найти свое место в жизни Дэвида и его отца. Теперь он был более чутким к внезапному шуму и потенциальным опасностям и заботился о тех, кто слабее его, особенно о Джорджи, своем сводном брате.

Шли годы, Дэвид рос, превращаясь из мальчика в мужчину и слишком быстро, и слишком медленно: слишком медленно для себя и слишком быстро для отца и Розы. Джорджи тоже рос, и они с Дэвидом стали близки, как родные братья, даже когда их отец и Роза пошли каждый своим путем, как иногда поступают взрослые. Они разошлись полюбовно, и ни один из них не связал себя новым браком. Дэвид поступил в университет, а его отец купил домик на берегу ручья, где мог удить рыбу после выхода на пенсию. Роза и Джорджи жили в старом большом доме, и Дэвид навещал их так часто, как получалось, один или вместе с отцом. Если позволяло время, он заходил в свою старую спальню и прислушивался к шепоту книг, но они хранили молчание. В хорошую погоду он спускался к руинам углубленного сада, кое-как отремонтированного после крушения самолета, и все же совсем не такого, как прежде.