На крыльце меня встретили овацией. Я растерянно огляделся и заметил, что следом за мной выходит счастливый папаша, держа в руках краснолицего младенца, завернутого в теплое одеяло Полилось шампанское, закричали. Кто-то подхватил меня под руку, что-то объясняя, в руках оказался пластиковый стаканчик.

— А она представляешь целых 3600! — возбужденно шептали мне на ухо, но все слова прорывались ко мне, как будто сквозь туман. В ушах плотная вата, лица и фигуры плывут, а в голове лишь мысль, что она ушла…

Кое-как продрался сквозь толпу встречающих. Встал в сторонке, закурил, наблюдая за счастливой семьей. Я тоже был счастлив до того момента, пока не впутался во все это дурно пахнущее дело. И зачем мне нужен был этот призрак в метро? Ну и что, что Мишка его увидел? Все бы забылось, стало на круги своя…Но я сам себя обманывал. С момента, когда на коммунальном рынке я купил зеркало у Калиновской, попав в плен в Зазеркалье, у меня уже ничего не будет в жизни, как прежде…

Огляделся по сторонам. У решетчатого забора притаилось такси с белой шашечкой и красно-черной надписью «30–40». Искать другое не хотелось. Я без спроса сел на переднее сиденье, поймав удивленный взгляд шофера.

— До Саржина Яра.

— Сто пятьдесят, — заранее ломовую цену озвучил водитель, но я только кивнул, продолжая смотреть на счастливую семью, рассаживающуюся по машинам.

— И так каждый день! — сообщил мне таксист, пытаясь завезти разговор. — Помню свою забирал…

— Поехали! — нервно поморщился я, отвернувшись к окну. Шофер обиженно замолчал и до самого конца дороги не промолвил ни слова.

Саржин Яр — место отдыха многих харьковчан. Тут расположен источник минеральной воды, беседки, лавочки, красиво убранный парк, каменные дорожки и огромные часы-будильник, возле которых мы с Красовской договорились встретиться. Проскочив улицу Рязанскую, таксист остановил мне возле небольшого спуска, молча взял деньги и укатил, отравив воздух напоследок выхлопными газами.

Журналистка уже стояла на месте, переминаясь с ноги на ногу, в тонких черных колготках и такой же неизменной юбки. Иногда мне казалось, что она ходит даже в самые лютые морозы именно так. Подошел, поздоровался.

— Ну как дела? — осторожно спросила Яна.

— Нормально… — буркнул я в ответ, подавая ей руку. — Пройдемся?

— Было бы неплохо! А то я тут совсем закоченела.

По зимнему времени людей в парке было немного. Несколько «воскресных» отцов с малышами, бабушки-пенсионерки, увлекающиеся скандинавской ходьбой, да дворники, сгребающие снег с дорожек.

Знаменитый минеральный источник, выполненный в виде какого-то непонятного летательного аппарата из нашего далеко будущего, был накрыт полиэтиленовой пленкой. На ней скопился снег, а один из рабочих его стряхивал. Деревья качались в такт легкому ветерку. Янкины шпильки цокали, как подковы у лошади. Цок…цок…цок… И этот настойчивый звук раздражал, стучал в висок. Я вдохнул морозного воздуха. Голову от притока кислорода немного повело. Мы углубились в парк, оставив по правую руку медленно текущую речку, с выложенными природным камнем берегами и переходами. Цок…цок …Цок…цок… стучало в висках.

— Дворкин? С тобой все в порядке? — перед моим лицом возникло встревоженные глаза Красовской. Она помахала ладошкой передо мной. — Двор…кин… — как зажеванная кассета прошипело мне откуда-то издалека. На виски давило. В ушах непрерывно цокали каблучки. Да остановись же ты! Зажмурился, отгоняя наваждение. Цок…цок…

— Посторонись! — громко заорали над ухом с малоросским акцентом.