|
Канаты, которыми его прикрутили, должно быть, были изготовлены в Марселе — толстые и грубые, промасленные, пропитанные морской водой. Они выглядели так, словно их грызли крысы, и впивались в тело священника при каждом его движении, поэтому он старался не шевелиться, чувствуя, как пульсирует кровь в жилах, ощущая жжение пота, струящеюся между красными полосами порезов от бритвы. Поскольку никакой отметки дьявола обнаружить не удалось, оставалось предположить, что священник имел некие пятна, нечувствительные к боли, — телесные ворота для вхождения демонов. Каноник спросил Сабину, где следует искать дьявольские пятна на теле священника. Она ответила, что одно такое пятно — на плече кюре, а после более настойчивых расспросов каноника добавила, что два пятна — на его ягодицах, в самом низу, и по одному — на каждом из яичек. — Это займет некоторое время, — сказал хирург. — Хорошо, — отозвался прокурор, присаживаясь в углу чердака на треногую табуретку для дойки коров. Он закатал рукава повыше и принялся обмахиваться веером из больших округлых листьев. Хирург разложил свои инструменты на низкой скамейке. В потертой кожаной сумке было все необходимое. На фоне темной древесины скамьи каждая серебряная игла сияла на своем особом месте: они сверкали в солнечных лучах, проникавших на чердак через те же дыры в покоробленных досках, которыми пользовались летучие мыши, крысы и кишевшие повсюду насекомые, изводившие кюре сутки напролет. — Да, на это уйдет какое-то время, — размышлял хирург, раскладывая иголки: короткие и толстые — налево, более длинные — направо. Некоторые были не длиннее его большого пальца, другие — длиной от локтя до запястья. Прокурор послал одного из угонщиков скота в таверну на противоположной стороне площади за двумя кружками эля. — А если посмеешь отхлебнуть, — предупредил его прокурор, — будешь у меня качаться на виселице. Воздух на чердаке был стоячий, душный, воняющий отбросами. Хирург приступил к делу. Самые короткие и острые иголки он вогнал под кожу черепа, в тыльные стороны ладоней, верхние части ступней и суставы рук и ног. Иглы средней длины воткнул в грудь, плечи и предплечья, спину. Более мясистые участки тела священника — ноги, ягодицы и прочее — требовали длинных иголок. Самая длинная проткнула крепкий мускул левой ноги: хирург не без труда протолкнул ее насквозь. Священник закричал только после того, как четвертая игла средней длины и толщины прошла сквозь его тело: хирург воткнул ее в свод его левой стопы. Боль молнией пронзила его позвоночник, словно зажгла огонь в затылке. Да, только тогда его горло исторгло первый крик боли, несмотря на все его молитвы и усилия воли. После того как самые короткие иглы прошли сбоку сквозь кожу черепа — ослепляющая боль , — Луи кричал уже беспрерывно, пока наконец не раздались громкие рукоплескания с площади. Экзекуция все продолжалась. Еще дважды угонщик скота спускался за элем, в обмен на мелкую монету он кратко излагал толпе суть происходящего. Вернувшись наконец на чердак, он принес поднос с сыром — дар господина Коломбеля, владельца вышеупомянутой таверны. Хирург почти совсем выбился из сил. Преступники отдыхали теперь в тенечке: отец Луи больше не вырывался. А прокурор, подойдя к кюре сбоку, отдавал указания хирургу: «сюда», «туда», «глубже». Всякий раз, когда отец Луи терял сознание, его приводили в чувство при помощи солей или шлепками по лицу. Он не мог говорить. Не мог думать. Боль властвовала над всем, из множества отверстий в коже сочилась кровь. Наконец хирург закончил свою работу. |
