|
Потом глаза вновь закатываются и начинают стекленеть. Меня душат слезы. Матушка умирает, я понимаю это. Она задыхается, кашляет и отхаркивает огромный кровяной ком. Матушка лежит на спине, она захлебывается, но не водой из ручья, а собственной кровью. Я тяну ее. Пытаюсь вытащить на берег. Тяжелая, слишком тяжелая. Хватаю за ноги, те дергаются в судорогах, и голова скрывается под водой, красной то ли от глины, то ли от крови. Волоку ее за ноги. Как тяжело. Я тащу и тащу — не сдвинуть. Вижу сквозь струи воды ее лицо. Оно кажется красным. Изо рта поднимаются пузыри, и течение уносит извивающиеся змейки ее темной крови. Я опять залезаю в ручей и, по колено в воде, пытаюсь подсунуть под нее руки, чтобы выкатить на берег. Бесполезно. И тут она сама переворачивается на бок. Я толкаю ее, потом опять и опять, сильнее. И вот она лежит на берегу и, облокотясь на руку, сплевывает кровь на прибрежный ил, превращенный нами в вязкое, кровавое месиво. Она приходит в себя, во всяком случае так мне кажется. Но вокруг стоит запах крови. Она откашливается. Пробует говорить. И тут я слышу очень отчетливо: «Иди туда, к Камню. По этой дороге. Иди к Камню…» Я смотрю в том направлении и наконец вижу что-то у самой линии горизонта. Как далеко. «Иди , — шепчет она. Внезапно шепот ее переходит в полный слез, яростный, оглушительный крик: — Иди к Камню!» Она скатывается с берега в ручей, а я поднимаюсь на ноги и бегу. Я бегу и бегу. Бегу к Камню . Книга первая СОН РАЗУМА Thou shalt not suffer the sorceress to live. Exodus 22:18 Ворожеи не оставляй в живых. Исход 22:18 ГЛАВА 1История моего детства, без всяких прикрас В далеком 1812 году я пришла в «Камень» — женский монастырь, высившийся каменною громадой близ деревушки С*** на самой границе Нормандии и Бретани — настолько, однако, нечеткой, что никто не мог сказать, в какой именно из этих двух французских провинций я вверила себя милости церкви. Взявшие меня под опеку монахини в течение последующих двенадцати лет без устали преподавали мне все одну и ту же нехитрую истину: если я буду жить в чистоте и вере, как это делают они, то у меня может появиться небольшой шанс предстать когда-нибудь пред лицом Божьим… Но увы, пока что мне довелось узреть лишь лик Сатаны. О, сколько раз он представал предо мною в небесно-прекрасных мордашках юных дев… Однако же, дорогой Читатель, в мои цели вовсе не входит сгущать краски; я лишь хочу ввести тебя в курс дела… Итак, продолжаю. Мирок, где я обитала, ограничивался пределами деревушки С*** да спускающимися к ней с окрестных холмов полями, огороженными частоколами, переходящими вдали в живые изгороди и каменистые межи. Селение состояло из разбросанных там и сям домиков, окружающих три более значительных двухэтажных строения, соединенные галереями, одни из которых были открытыми, а другие нет. Постройки были сложены из потемневшего от времени камня и крыты плитками сланца, на которых непогода также оставила свои следы. Их окружали высоченные шпалеры, увитые плющом, причем настолько густо, что, казалось, дневной свет едва проникал в монастырь. Три главных его здания стояли на некотором расстоянии друг от друга и под прямым углом, образуя внутренний дворик, посреди которого высилась посвященная Святому Сердцу Иисусову стела; то были корпус Святой Урсулы — большой и какой-то бесформенный, где на втором этаже находилась зала, служившая для сестер-монахинь местом нечастых собраний; под нею размещались кухня и рефекторий, место монастырских трапез; наверху другого корпуса находился дормиторий, где мы спали, а под ним — кельи монахинь и классы для занятий с воспитанницами; там же располагались административные помещения и гостиная, в которой девицам дозволялось видеться с посетителями; третьим же корпусом являлась собственно монастырская церковь Пресвятой Девы Скоропослушницы, при которой имелись также сестринская капелла, главная зала библиотеки и несколько книгохранилищ поменьше. |
