|
Наверное, уже успели надоесть миссис Блэттер. Нельзя сказать, что Энид Блэттер были незнакомы детские шалости. У нее тоже были дети, и она любила их за непринужденное веселье и баловство. Но терпеть фокусы этих бесенят уже шестой раз за лето? Миссис Блэттер начинало это раздражать. – Давай лучше вернемся в город. – Что ты, не надо. Мы можем уехать и в воскресенье вечером. Прошу тебя, побудем здесь еще два дня. Сходим все вместе на праздник Урожая. Теперь ужимка появилась на лице Рона: – Это еще зачем? – Рон, мы ведь здесь не одни. Я имею в виду наш городок. На празднике будет много народу – почти все местные жители. Просто неприлично быть таким равнодушным к народным традициям. Нам же жить среди них. Ее муж выглядел обиженным мальчишкой, готовым зареветь в любой момент. Она знала, что он сейчас скажет... – Я не хочу туда идти. – Но у нас нет выбора. – Мы могли бы уехать сегодня. – Ронни, перестань... – Что нам тут делать: детям скучно, ты становишься какой то невыносимо занудной... Мэгги понимала, что Рон проиграл. – Можешь ехать, если так этого хочешь. Возьми детей, а я останусь здесь. «Довольно хитрый ход с ее стороны», – подумал Рон. Два дня в городе, да еще в окружении детей – он не представлял, как это можно было вынести. Нет уж, тогда лучше остаться. – Ладно, Мэгги. Считай, что ты меня уговорила. Мы идем на этот чертов праздник. – Что за слова? Побойся Бога. – Ты же знаешь – я уже давно ему не молюсь. Он был в плаксивом расстройстве. Глядя на буераки, он пытался представить траву и розы. Но не мог. * * * На кухню вбежала белая, как полотно, Амелия Николсон. Она посмотрела на мать и упала на пол. Зеленую курточку заляпала рвота. На высоких сапожках была кровь. Гвен позвала Денни. Их маленькая девочка дрожала и металась, словно в бреду. Она пыталась говорить, но слова проглатывались тихим всхлипыванием. – Что с ней случилось? – Денни буквально слетел с лестницы. – Боже мой... Амелию опять рвало. Лицо посинело. – Объясни же наконец, что стряслось! – Не знаю. Она только вошла и... Лучше вызови санитарную машину. Денни наклонился и дотронулся до щеки ребенка. – Это шок, – констатировал он. – Денни, санитарную машину. Скорее! Гвен снимала с девочки курточку и расстегивала пуговицы на ее блузке. Денни медленно выпрямился и подошел к окну, ставшему матовым от потоков дождевой воды. Он все же мог разглядеть в нем свой двор: дверь в конюшню колыхал ветер. Потом мощный порыв захлопнул ее. Там кто то был – Денни почувствовал движение внутри. – Ради Бога, санитарную машину... – повторяла Гвен. Но Денни не отреагировал. В его владениях находился чужой, и он знал, как следовало поступить с нарушителем. Дверь снова открылась. До него донесся еле слышный скрип. Потом что то скользнуло во тьму. Что ж, пора вмешиваться. Стараясь не отводить бдительных глаз от входа в конюшню, он потянулся за винтовкой, висящей на входной двери. Наконец она оказалась в его руках. Тогда он оглянулся. Гвен пыталась дозвониться до медицинской службы, оставив стонущую девочку на полу. Кажется, та начинала приходить в себя. Какой то оборванец в заляпанной одежде забрался в конюшню и напугал ее до потери сознания – вот и все. Что ж, надо выгнать его оттуда к чертовой матери. Открыв дверь, Денни шагнул во двор. Вакханалия дождя прекратилась. Только ветер бушевал в остуженном воздухе, продувая насквозь легкую рубашку. Земля под ногами блестела черным стеклом луж. Он шел к конюшне под аккомпанемент стучащих капель, падающих с карнизов и портика. Дверь снова печально скрипнула. |
