- Он, случаем, не цибукли? – спрашивает Моливда у Нахмана, глядя на Гершеле. Так турки называют гермафродитов, которых Господь снабдил таким образом, что они одновременно могут считаться и мужчиной, и женщиной.

Нахман пожимает плечами.

- Это хороший мальчик. Очень преданный. Иаков любит его.

Через мгновение, чувствуя, что его откровенность обязывает Моливду к подобной откровенности, он говорит:

- А вот правда ли из того, что говорят о тебе, будто бы бекташит?

- Так говорят?

- И то, что ты был служил султану... – Нахман мнется, - шпионом.

Моливда смотрит на свои сплетенные пальцами ладони.

- Знаешь, Нахман, держаться с ними – дело хорошее. Потому я с ними и держучь. – Через мгновение он прибавляет: - Да и в том, чтобы быть шпионом, ничего плохого нет, лишь бы таким образом послужить какому-нибудь добру. Это ты тоже знаешь.

- Знаю. Чего ты хочешь от нас, Моливда?

- Ничего не хочу. Ты мне нравишься, ну а Иаковом я восхищаюсь.

- Ты, Моливда, разум высокий, запутавшийся в приземленные вещи.

- Тогда мы похожи друг на друга.

Только Нахмана это, похоже, не убеждает.

За несколько дней перед выездом Нахмана в Польшу Моливда приглашает их к себе. Те приезжают верхом, а с ними странная бричка, в которую грузятся Нуссен, Нахман и все остальные. Иаков с Моливдой едут спереди верхом. Продолжается это часа четыре, потому что дорога трудная, узкая и ведет под гору.

 По дороге у Иакова замечательное настроение, и он поет своим замечательным, громким голосом. Начинает с торжественных песен, на древнем языке, а кончает еврейскими припевками, которые на свадьбах исполняет бархан-шут, чтобы повеселить гостей:

               Что такое жизнь,

               Как не пляска на могилах?

Закончив эту, он заводит скабрезные песенки про брачную ночь. Сильный голос Иакова отражается эхом от скал. Моливда едет в полушаге за ним, и внезапно до него доходит, почему этот странный человек так легко объединяет людей вокруг себя. Во всем, что он делает, Иаков до конца правдив. Он будто бы тот колодец из сказки, в который, когда кто-нибудь что-либо крикнет, тот всегда ответит точно так же.

Рассказ Иакова про перстень

По дороге они отдыхают в тени оливковых деревьев, имея перед собой вид на Крайову. Каким же маленьким кажется теперь этот город – словно носовой платок. Нахман садится возле Иакова и притягивает к себе его голову, словно бы в какой-то игре. Иаков поддается, и какое-то время они возятся, будто молодые псы. Тогда Моливда думает про них: дети.

На таких вот стоянках в путешествии всегда должен быть какой-то рассказ. Пускай даже такой, который все знают. Гершеле, несколько надутый, требует про перстень. Иакова не надо упрашивать, и он начинает рассказывать.

- Жил-был однажды некий человек, - заводит он. – И был у него необычный перстень, который передавали из поколения в поколение. Тот, кто этот перстень носил, был счастливым человеком, все ему удавалось, но и в таком благополучии не терял он сочувствия к другим, никогда он не уклонялся от того, чтобы помогать им. Таким образом, перстень принадлежал добрым людям, и каждый из них передавал его своему ребенку.

Но случилось так, что у одних родителей родились трое сыновей. Росли они здоровыми, в братской любви, делясь всем и всем помогая. Родители ломали себе голову, как же оно будет, когда дети подрастут, и одного из них придется одарить перстнем. Долго они разговаривали по ночам, пока наконец мать этих братьев не предложила такое решение: нужно отнести перстень самому лучшему ювелиру и попросить его изготовить два точно таких же.