Ноа по-прежнему не вполне понимал, что она имела в виду, но все равно кивнул и подтянул колени к груди. А затем опустил на них руки и окинул взглядом растения. Кроме черники здесь росла еще и клубника, но ее уже собрали в начале лета. Видимо, из нее Генри и делал свое знаменитое варенье. На миг Ноа испугался, что старик выйдет и отругает их. Оказавшись на улице в темноте с симпатичной девушкой и, вероятно, украденной бутылкой вина, он вновь почувствовал себя шестнадцатилетним.

— Мне скоро исполнится тридцать, — голос Хейзел звучал тихо, почти неслышно за стрекотом сверчков. — Уже через два месяца.

— Непременно куплю тебе подарок.

Хейзел тихо усмехнулась и продолжила:

— Кажется, будто я забыла прожить последние десять лет. Не прочувствовала их в полной мере. И сейчас я… в тупике.

— И подсказки помогут тебе оттуда выйти?

От хриплого смеха Хейзел по спине Ноа побежали мурашки.

— Звучит глупо.

— Вовсе нет.

— Я хочу весело провести лето. Во всяком случае, оставшуюся его часть.

— Тогда ты наняла подходящего парня.

— Я не стану тебе платить.

Ноа рассмеялся:

— И хорошо. Иначе я чувствовал бы себя мерзко.

Хейзел легонько хлопнула его по руке, а потом села прямо.

— Погоди, а сколько тебе? — спросила она, будто это вдруг стало очень важно.

Ему нравилась подвыпившая Хейзел. Она была более честной. И смотрела на него не так, словно не могла понять, с какой он планеты, а скорее так, будто хотела поцеловать его вновь.

И Ноа это очень нравилось.

— Двадцать пять.

Она со стоном закрыла лицо руками:

— Не-е-е-ет…

— Нет?

— Нет, не может быть, что тебе двадцать пять! Боже, теперь я развратная старая тетка!

— Если это значит, что ты хочешь залезть ко мне в штаны, то я только за.

Еще один игривый шлепок, еще один восхитительный смешок Хейзел.

— И почти тридцать — это не старая.

— Намного старше двадцати пяти. И если спросишь большинство моих друзей, они скажут, что я веду себя так, будто мне семьдесят.

— Твоих друзей? Логан разговаривает с животными, Джинни не может решить, где живет — здесь или в своей квартире, а Энни ведет одностороннюю вражду с владельцем единственного хорошего бара в городе. Не этим друзьям указывать тебе, как вести себя, Хейз.

Она рассмеялась снова, теперь уже сгибаясь пополам от хохота, отчего ее волосы закрывали лицо.

— Вот хотелось бы знать, — проговорила она между судорожными вдохами, — говорят ли животные что-то в ответ?

Ноа снова отпил вина:

— Боже, надеюсь, что нет.

— Но я их люблю, — сказала она, прекращая хихикать.

— Конечно, любишь. Я лишь хотел сказать: не позволяй им навязывать, что тебе думать о самой себе.

— Очень мудро для такого юноши.

Ноа фыркнул и готов был уже возразить, но Хейзел прильнула к нему, и он не смог ни сформулировать ответ, ни завершить мысль, поэтому просто отпил еще вина и передал ей бутылку.

Она тоже сделала глоток и вздохнула. Почти опустила голову ему на плечо, а мягкие кудри коснулись его подбородка.

— Откуда она? — Хейзел легко провела пальцем по татуировке в виде скорпиона на внутренней стороне его предплечья.

Ноа вздрогнул.

— Сделал в выпускном классе. Думал, что будет выглядеть круто и произведет впечатление на девчонку.

— Получилось?

Вопрос прозвучал тихо и сонно. Хейзел продолжала водить пальцем по его руке, и Ноа пришлось усилием воли заставить свой мозг соображать.