— Ты ужасно выглядишь, Орешек.

— Спасибо, пап. Приятно от тебя это слышать.

Отец сделал глоток кофе:

— Ты же знаешь, что я ценю честность.

— У меня похмелье.

— В четверг?

Мэр выглядел искренне возмущенным. Значит ли это, что ее миссия «вести себя как подросток» выполнена?

— Ага. Логан и Джинни вчера вечером устроили посиделки у костра.

— И все пошли вразнос?

Хейзел фыркнула в стакан апельсинового сока. Никто не пошел вразнос, просто она обезумела, напилась в кустах черники и набросилась на рыбака. Хейзел сомневалась, что именно так хотела начать оставшиеся до тридцатилетия месяцы, но это уж точно было безрассудно.

— Можно и так сказать.

— Надеюсь, ты не садилась за руль в таком состоянии.

Хейзел не желала думать ни о поездке домой, ни о предплечьях Ноа, которые напрягались, когда он поворачивал руль, ни о том, как он провожал ее до двери и помогал зайти в дом. Она не станет думать о поцелуе, который он оставил на ее щеке, или о том, как сказал: «Доброй ночи, Хейз». От ее имени, произнесенного его тихим низким голосом, у нее побежали мурашки. Нет. Нет, она не станет.

— Конечно, не садилась.

— Просто уточняю.

— Мне двадцать девять, пап.

— И все же ты остаешься моим ребенком.

Отец вел себя нелепо, но вместе с тем мило, поэтому она не стала зацикливаться на его словах. Сегодня он надел галстук с резиновыми уточками, рубашку небесно-голубого цвета и свои знаковые очки, которые постоянно сползали у него с носа. Было трудно на него злиться.

— Как Фрэнк?

— Хорошо, передает тебе привет.

Фрэнк — друг отца и одна из причин, почему они переехали именно в Дрим-Харбор. Для Хейзел он был как второй отец, но она, наверное, всегда будет называть его Фрэнком.

— А мама?

— У мамы тоже все хорошо. Готовится к учебному году.

Мать Хейзел переехала в Дрим-Харбор вместе с ними и жила на верхнем этаже двухэтажного дома на две семьи, который они делили. Некоторым это казалось странным, но только не Хейзел. Ее родители никогда не были вместе в привычном ключе. Просто двое друзей, которые решили завести ребенка, и всех полностью устраивало, что из этого вышло.

У Хейзел не было ни братьев, ни сестер, если не считать двух маминых французских бульдогов Диего и Фриду, коих мама, безусловно, считала своими детьми. Она преподавала изобразительное искусство в средней школе и славилась зачастую скандальными, неизменно обнаженными скульптурами, которые делала в свободное время.

— С учениками средних классов непросто. Не знаю, как она управляется.

— Твоя мама любит сложные задачи.

— Хм. Наверное. — Хейзел улыбнулась новой официантке, когда та поставила перед ней тарелку, полную блинчиков. — Спасибо.

— Мэр Келли. — Ее отец протянул руку, как только женщина освободилась. — Кажется, мы не знакомы.

Он сверкнул своей самой широкой улыбкой, и Хейзел прикусила губу от того, каким же очаровательным занудой был ее отец.

Женщина улыбнулась в ответ и пожала руку:

— Мэрибел. Рада знакомству.

— Вы недавно в городе?

— Да. Приехала несколько недель назад.

— И как вам здесь?

— Очень нравится, спасибо.

Хейзел не стала слушать приветственную речь отца, сосредоточившись на завтраке. Она уже и так хорошо знала все нюансы Дрим-Харбора. Но, похоже, Мэрибел осталась довольна беседой и пошла принимать заказ у Дот и Нормана, уютно устроившихся на диване за соседним столиком.