— Но это было бы несправедливо, а тратиться на несправедливость не в моих правилах, к каким бы последствиям мои действия ни вели.

— Тебя просто назовут скаредной.

— Так случалось не раз. Но по крайней мере я буду права перед самой собой, а это для меня важнее всего.

Глава 18

Царская немилость

— Матушка, вас желает видеть серпуховской городничий.

— Господин Григоров? В такой поздний час? Что могло его побудить пуститься в путь в наше Троицкое? Все равно проси, Анастасия, проси этого почтенного человека. Мы не должны заставлять его ждать.

— Ваше сиятельство, княгиня…

— Что с вами, друг мой, что случилось?

— Разве вы не знаете, какое досталось на долю России несчастье? Солнце наше померкло.

— Императрица!

— Да, больше нет с нами нашей государыни. Скончалась. В одночасье.

— Матушка, обопритесь на мою руку. Я поддержу вас.

— Нет, нет, не бойся за меня, дочь моя. Я переживу этот удар, за которым, не сомневаюсь, последуют многие другие. Не сомневаюсь, что Россия погрузится в бездну несчастий так же глубоко, как высоко поднялось солнце ее славы при Екатерине Великой. Я не буду одинока в своих несчастиях. Их разделят великое множество моих сограждан. Такова участь России. Почему только каждый новый век приносит нашему Отечеству столь роковые перемены!

— Вы связываете это с новым столетием, княгиня?

— Так получается, друг мой. На переломе XIV в XV столетий не стало великого воителя Дмитрия Донского, на переломе XVI столетия — не менее великого устроителя земли Русской Иоанна III, на переломе XVII — правление Бориса Годунова ввергло вашу родину в пучину братоубийственных войн, на переломе XVIII… Кто сможет противостоять ходу истории!

— Боже мой, ваше сиятельство, выходит, что вы так спешили в Москву, чтобы получить сообщение об освобождении ото всех должностей. Но столь горестное известие могло вас найти и в Троицком.

— Горестное известие, говорите вы, мисс Бетс? Вовсе нет, я искренне рада возможности освободиться ото всех своих служебных обязанностей.

— Но вы столько сил вложили в обе академии.

— Просто я не умею работать, не отдаваясь делу. Моя любовь может быть только деятельной, а меня и так лишили возможности настоящей деятельности. Даже покойная императрица в последние годы перестала особенно интересоваться академическими успехами.

— Ваше сиятельство, без вас академии придут в полный упадок. Разве вы сможете когда-нибудь примириться с угасанием вашего любимого детища!

— Это мое личное дело, мисс Бетс, которое никого не может интересовать. Что же касается науки, ее ход может замедлиться, но он никогда не прекратится, пока существует рождающий ее народ. Именно в науке воплощается сила жизни, заложенная в человеке.

— И все равно, это так несправедливо!

— Поверьте, мой дорогой друг, сообщение графа Самойлова о моем отстранении, напротив, может облегчить, если не спасти, мне жизнь. Но я уверена, что император не остановится на этой мере в отношении меня. Все впереди, и доказательством тому пришедшее сегодня письмо с непонятной подписью.

— Чьей же, ваше сиятельство?

— В том-то и дело, что мне неизвестен человек по фамилии Донауров, никаких же указаний о чине и полном имени в письме нет. Я даже не знаю, кого я должна любезно поблагодарить за сообщение воли императора об увольнении меня ото всякой службы.

— Но разве была необходимость подтверждать то, что вам уже сообщил граф Самойлов?

— Только в том единственном случае, если таинственный Донауров ближе стоит к императору и пользуется его доверием в большей степени, чем генерал-прокурор Сената.