– Ой, божечки! – охнула Ута и побежала к Пастырю. – Вроде цел… Я позову, пусть поднимут…

– Погоди! Успеется.

Эльга села и перевела дух. Она не сердилась на сына за грубые слова и несправедливые обвинения: и князь киевский тоже человек, в горький миг и ему надо найти виноватого и гневом облегчить боль. Пусть кричит.

Ее била дрожь, сердце остро щемило от тревоги: что-то в его словах все же очень задело ее. Какое же все-таки горе! Было бы сейчас у нее два внучка, два княжича… Только приехали, теперь бы жить дома да радоваться… Она уже привыкла мысленно видеть на своих коленях двух мальчиков, и теперь чувствовала себя ограбленной. Горе всегда бывает некстати, но сейчас оно пришлось особенно не вовремя.

Эльга посмотрела на иконы, думая попросить у святых прощения за невоздержанность сына-язычника. «Что же твой бог ничего не сделал?» – сказал Святослав. Вот что ее ранило: какая-то правда в его обвинениях имелась. Бог и Его Пресвятая Матерь и впрямь могли бы помочь. Ведь Иисус однажды оживил сына вдовы, а в другой раз – дочь Иаира, ей рассказывал об этих чудесах патриарх. «Не бойся, – говорил Христос, – только веруй, и спасена будет!» Господь сказал «спасена», но ведь умершая девушка ожила! Ну и что, если Прияна – язычница. Какой хороший выдался случай совершить Господне чудо! Эльга даже покачала головой: оживи дитя, и Святослав с женой, убежденные в истинной силе Господней, крестились бы в тот же день. А за ними – вся русь.

Она даже вознегодовала на себя: почему не догадалась помолиться об оживлении дитяти? Ей бы подумать об этом сразу, как взяла на руки холодеющее тельце. Если бы она сообразила, если бы Господь услышал ее – не только Святослав с Прияной, но весь Киев мог бы разом обратиться в истинную веру! Выходит, вся ее вера только в уме, а в душу по-настоящему и не проникла.

– Кириос о Теос! – Эльга в отчаянии схватилась за голову. – А что, если нам этот случай Господь послал, а мы из-за малой своей веры…

– Это Кощей его забрал, – почти одновременно сказала Ута, чьи мысли шли в другом направлении.

– Обычно покровители первенца забирают, – Эльга отпустила руки и глянула на сестру.

– Ну… где нам Кощеевы помыслы судить? Первенца оставил, а этого захотел взять.

– А может… – прошептала Володея, не решаясь говорить такое вслух, – Кощей теперь разгневался на нас, что мы крестились… отомстил… Когда первый-то рожался, мы еще только ехали в греки. Вот и обошлось. А теперь…

Эльга посмотрела на младшую сестру. От затылка до копчика пробрало морозом от мысли: это так и есть! Все сходится!

– Не вздумай кому-нибудь еще это сказать! – в испуге взмолилась Ута к Володее.

Ей сразу представилось, какие жуткие последствия эта мысль может повлечь, проникни она в народ.

– Нет, нет! – Эльга затрясла головой, стараясь взять себя в руки. – Не может быть! Старые боги – это камни и дерево! Они бессильны! Они не могут…

– Через них жертвы принимает дьявол! – напомнила Горяна. От возбуждения она даже посмела вмешаться в беседу старших женщин, хотя ее мнения не спрашивали. – Кощей – сам Сатана! Это сделал он! Теперь-то ты видишь, что только крещение – спасение, а идольская вера – гибель! Прияна ходила служить идолам, вот что она от них за свои жертвы получила! Господь им ясно путь указует, а они как слепые!

– Ой, бабы! – Соловьица выбежала на середину избы и развела руки, будто пытаясь загородить спорщиц друг от друга.