Прияна обещала к полудню прийти в святилище, и Эльга поехала домой. Невестка восприняла плохую новость наилучшим образом: обошлось без крика, слез и обвинений. Может, она просто не до конца поняла, что происходит. Эльга нарочно постаралась представить случившееся как можно более обнадеживающим. Не сказала, что, по прикидкам гридей, со Святославом может быть от восьми до пятнадцати человек – тех, кто высадился вместе с ним и Улебом, но не был потом обнаружен среди живых или мертвых.

Но сегодня в город придет дружина. Кто-нибудь обязательно расскажет молодой княгине, как все случилось. И хотя бы та будет готова.

А кого винит дружина? Чьих богов?

Эльга ехала верхом, в окружении двух десятков отроков. На киевских торгах и на причале уже объявляли о сегодняшнем возвращении дружины и принесении жертв. Народ на улицах и всходе махал шапками, кричал. Иные орали: «Слава князю нашему!» – кажется, еще не поняв, что Святослава среди прибывающих нет. Эльга улыбалась с седла и кивала направо-налево. Но именно сейчас поняла, что движется по лезвию ножа.

– Ригор просится, – доложил Эльге Зимец. – Пускать?

– Пускай, – кивнула она.

Не требовалось особого дара, чтобы предсказать его появление. Как и суть предстоящего разговора. Горяна исчезла со двора сразу, как приехала молодая княгиня, но сегодня Эльге было не до того, чтобы бегать ее ловить.

– Будь жив, отец! – Эльга встала и шагнула навстречу Ригору. От возбуждения ей не сиделось на месте. – Хорошо, что ты пришел. У нас беда, а у меня две беды.

– Господь поможет, чадо, – Ригор как будто даже растерялся. – Совета и утешения тебе нужно?

– Да. Первая наша беда: князь, мой сын пропал и никто не знает, жив ли он. – Эльга с беспокойством оглянулась на Прияну, но та сидела, держа ребенка на руках, с видом спокойным и решительным. – Потому сегодня будем приносить жертвы Перуну, чтобы помог ему вернуться благополучно. А вторая моя беда – я должна в этом участвовать, чтобы смут и раздоров в городе не допустить. Придется мне на грех пойти, и ты меня научишь, как его искупить.

– Не греши, чадо! – Ригор развел руками: дескать, какой еще науки надо. – Коли ты знаешь, что грех…

– Я знаю, но другого выхода нет. Народ должен видеть: мы делаем что можем, с богами в согласии.

– Но то народ темный, языческий! Ты же просвещена, ты знаешь, что идолы и боги ваши – камни и дерево! – воскликнул Ригор, вынужденный повторять то, что все здесь, – кроме Прияны, – и так уже знали. – Как ты можешь с ними в согласии быть?

– Я должна показать согласие с народом. Иначе здесь будет страшная смута, и она куда больше вреда принесет, чем мой грех.

– Остановись, княгиня! – Ригор подошел ближе, будто хотел заслонить ей дорогу. – Сам патриарх тебе завещал: сохраняй в чистоте одежды крещения! А ты! Едва год прошел, а ты уже снова кровью идольской жертвы хочешь их запятнать!

– Не хочу.

– Ты же знаешь, что жертвы эти князю не помогут, ибо нет силы у идолов!

– Знаю. А народ верит, что есть.

– Но твое дело – просвещать народ, а не потворствовать его заблуждениям!

– Я буду просвещать. Но прямо сейчас, сегодня, его надо успокоить. Пойми, – Эльга с мольбой заглянула ему в глаза и заговорила очень тихо, почти шепотом, чтобы даже Прияна не слышала: – Ты помнишь, что недавно стряслось. У княгини родилось мертвое дитя, и народ решил, что виноваты я и наш Бог. Сейчас исчез сам князь, и он может погибнуть. Если хоть кому-то придет в голову, что беду послали боги, разгневавшись за мое крещение, то мы погибнем все.