В тишине киевского терема едва слышно прозвучало:

— Благодарю, Господи!

Глава 38

Жесткие, колючие ветры завывали, раскачивая голые верхушки деревьев, переметали наезженные полозьями саней колеи, заносили звериные следы, норовили забраться под одежду людям, под мех к животным, выстудить, заморозить все вокруг. Но когда ветры стихали, становилось еще холоднее, точно сам ветер замерзал на лету. Все застывало, скованное морозом.

Волки не любили и боялись ясных лунных ночей: зимой они сулили мороз, заставляли животных прижиматься друг к дружке и выть. Их протяжный вой, в свою очередь, сжимал страхом сердца оказавшихся в лесу людей. Лошади тревожно всхрапывали, собаки, что постарше и покрепче, яростно дыбили шерсть на загривках и глухо рычали, а те, что поменьше, жалобно повизгивали от страха.

В ту зиму стая учуяла в своем лесу непривычно много людей. Это было тревожно, и вожак поспешил увести волков подальше. Не послушалась только молодая, еще не поседевшая волчица. Она переживала то, что и каждый волк: страх и острое желание жить, но нутром чуяла, что рядом с этой опасностью будет чем поживиться. Голод притуплял чувство опасности. Волчица вторые сутки шла по следу людей, боясь слишком приближаться, однако от людского жилья так соблазнительно пахло. Люди двигались днем и останавливались ближе к ночи, привязывали лошадей, ставили шалаши и шатры, разводили огонь. Они мало охотились и совсем не интересовались волчицей, не ставили капканов.

К концу второго дня волчица не выдержала и подобралась ближе к стоянке с подветренной стороны. Ветерок, хотя и был несильный, помогал зверю держаться необнаруженным, чуя при этом все, что происходит у людей. Те готовились ко второму ночлегу. Волчица уже больше не могла голодать и решилась в эту ночь добыть хотя бы что-то. Она не выла, не подходила по ветру и была очень осторожна. Легко скользнув между кустов, появилась чуть в стороне от костров и замерла. У самой кромки огня стояла женщина и смотрела на нее. Остановились как вкопанные и та, и другая.

Из лесной чащи, из темноты на княгиню смотрели желтые волчьи глаза, было еще не очень темно, но свет костра очерчивал круг, делая наступающую ночь гораздо чернее, а блеск глаз хищницы ярче. Ольге достаточно было сделать шаг назад, и она оказывалась в круге света, но княгиня продолжала стоять неподвижно. Сердце в груди гулко билось, однако страха не было. Синие глаза женщины смотрели в желтые глаза волчицы. Той тоже было достаточно сделать один бросок, чтобы впиться в горло жертвы, а там будь что будет. Казалось, они смотрели друг на дружку бесконечно долго, но тут позади женщины послышались голоса, подходил кто-то из дружины. Ольга поневоле оглянулась, а когда повернулась обратно, волчицы уже не было.

Княгиня никому не стала говорить о встрече с волком, она понимала, что поступила опрометчиво, отойдя от огня одна и безоружной, все же они второй день идут по лесам, стараясь по требованию самой Ольги не тревожить древлянские селения. Княгиня не стала входить в Искоростень, и в Малин, город князя Мала, тоже, шла сразу к Овручу, понимая, что уцелевшие древляне там. Хотя древляне и разгромлены, они не перебиты и могут снова оказать яростное сопротивление. Никто не понимал желания Ольги снова пройти по древлянским землям, даже Святослав. Он не отговаривал мать, сознавая, что та что-то задумала, но и не пошел с ней.