Но тонкие струйки пара почему то продолжали кружиться перед ним, и в их белёсых клубах по прежнему проступали фигуры и лица дружинников, очертания сложенных на полу сёдел и оружия.
Снаружи, за порогом избы, опускалась ненастная ночь, спешившая сменить такой же сырой, неласковый вечер. До слуха доносилось конское ржание, редкие тоскливые стенания ночных птиц да шуршание дождя по утлой крыше. Косой, пронзительно ледяной дождь пошёл вдруг вместо снега. С реки слышался плеск волн, так же набегавших на берег.
Александр всё это слышал. Но тем не менее его сознание как будто погружалось в странный полусон – мысли расплывались, гасли, образы минувшего дня и долгих дней, что были до него, дней тяжёлой, изматывающей дороги, пропадали, сливаясь и смешиваясь.
Князь смутно слышал и голоса своих дружинников, говоривших друг с другом как можно тише – они думали, что он спит. А может, он и вправду спал?
Чья то рука мягко коснулась плеча. Александр понял, что кто то стоит совсем рядом с ним, прямо за его спиной. Он вскинул голову, при этом успев подумать, что глаза то не открыл… как же увидит того, кто явно пытался его разбудить? Однако увидел. Над ним, чуть склонив белокурую голову, стоял мальчик – тот самый, который явился в дверях хижины, когда они к ней подъезжали. Светлые, чистые, как родник, глаза смотрели ласково и грустно.
– Федя! Федюшка! Брат! Отколь ты… отколь тут?! Как сюда попал?!
Мальчик обошёл вкруг сидящего, сел то ли на другое, лежащее рядом седло, то ли прямо на землю. Осторожно взял князя за руку и заговорил. Знакомым, ломающимся, но уже не детским голосом:
– Не страшись, брат. Не за тобой я. Просто упредить пришёл. Спешить тебе надобно.
Александр, не понимая, сильно сжал руку Фёдора. Она была холодной, но не ледяной. Будто он просто застыл в ненастье и ещё не отогрелся.
– Куда спешить, почто? – Князь вглядывался, проверяя себя, вглядываясь в тысячу раз знакомые черты и понимая, что этого не может быть. Здесь не может быть Фёдора. Он давным давно умер.
– Почто спешить? И от чего упреждаешь, Феодоре? Я что то не так сделал?
– Всё так! – Брат покачал головой. – Не от неправых дел упреждаю, Александре… Но ты ещё можешь зло исправить.
– Какое зло? Чьё?
– Ты и сам знаешь.
Князь рванулся, чтобы приподняться, но отчего то не сумел. Ему хотелось также удержать руку брата, но Фёдор ласково отнял её:
– Ты знаешь, Саша, знаешь.
– Так ты скажи, слов в тень не прячь! – воскликнул князь. – С того света просто так ведь не приходят, Федя! Что такого мне знать надобно, что тебе сюда прийти попущено?
Мальчик снова улыбнулся:
– Так у меня ж душа чистой осталась. Мне многое попускается. Но ты, брате, сможешь больше моего, вот поглядишь! И не страшись ничего. Чему должно статься, то станется…
Александр резко открыл глаза. Его лицо было покрыто потом. Даже прилипшие ко лбу пряди светлых волос стали влажными.
Очаг ещё слегка дымится, но огонь в нём почти угас, только по головешкам, словно гоняясь друг за дружкой, пробегали багровые искры.
Он огляделся. В избе ещё оставалось полутемно, но за порогом наступил рассвет – тонкие серые лучи пронизывали утренний сумрак.
Внутри ещё дремали несколько человек дружинников, но в основном все пробудились – снаружи доносились их голоса: вероятно, они седлали коней и возились со сбруей.
Пригнувшись, в низкую дверь вошёл Митрофан. Увидав, что Александр проснулся, не без тревоги вгляделся в его лицо:
– Здрав буде, княже! Что, полегчало тебе?
– Полегчало. – Александр сел, проводя по лбу рукавом рубахи. – Поспал, так вроде и немочь прошла. Слышь ка, Митрофанко, а я во сне брата своего нынче видал. Фёдора. |