В любом случае, телохранители по сравнению с «телом», которое они охраняли, смотрелись субтильными и чахленькими.

Великан Долгорукий забрался в карету, кучер цокнул холеным лошадям, взмахнул хлыстом, и карета укатила.

Я постоял посреди Садовой, глядя ей вслед. Что это, интересно, я только что видел?

Князь Вяземский встретился с этой странноватой Идой, переодетой в строгую бонну. И что–то ей рассказал. Про мальчишку, которого он видел, но упустил.

Интересно, уж не обо мне ли речь?

С одной стороны, вряд ли Вяземский охотился еще на какого–то мальчишку. А с другой — довольно хлопотно бывает считать, что все в этом мире вращается вокруг моей скромной персоны. Так можно и впрямь в желтый дом загреметь.

Может быть, Вяземский нашел какого–нибудь сбежавшего наследника дворянского рода, но упустил его. И поспешил доложить об этом бонне… кого, кстати?

И тут я понял, что ни одного имени, кроме короткого «Ида», в разговоре Долгорукого и той дамочки не прозвучало. То есть, я даже не знаю, чьей бонной прикидывалась вульгарная Ида, чей род занятий я так и не смог определить. Напрашивающийся вариант был явно неправильным.

Я шел по Садовой в сторону Сенной площади и думал то про сцену, которой только что стал свидетелем, то про Бенкендорфа. По его поводу я испытывал довольно противоречивые чувства. Это был все–таки не тот Бенкендорф, с которым я был знаком, и который сыграл в моей судьбе довольно драматичную роль. Этот Бенкендорф даже дворянином не был. Просто какой–то выкидыш рода, возможно, пытаясь его задеть, я оказался абсолютно прав. Просто он умеет держать лицо, вот его и не перекосило от слов, которые я ему сказал.

А еще ему известна та информация, которая нужна мне. Кто именно «припрятал» меня в Вяземской лавре? Для чего меня припрятали? В общем–то, ответа на эти два вопроса будет достаточно, чтобы увернуться от этой интриги. Я не собирался тратить на это время, но как раз для этого мне и нужно будет узнать, кто кукловоды?

Черно–белая сорока выпорхнула у меня из–под ног, взлетела на фонарный столб и обиженно застрекотала.

Сорока…

Сорока!

После того, как Сонька–Арфистка вытолкнула меня за дверь, я и думать забыл об одной важной вещи.

Моя мать. Мамячка упоминала мою мать, чтобы меня подловить, но потом разговор наш к этому не возвращался. Вот еще один человек, который может помочь мне как–то пролить свет на то, в какие делишки втянут этот тощий крысеныш, который, похоже, очень хорошо умеет заводить себе «друзей».

Может быть, зайти прямо сейчас и спросить?

Время начинало клониться к вечеру, торговые ряды на Сенной площади редели, зато густела толпа, осаждающая входы в питейные, рюмочные и распивочные. Город готовился сменить деловитый дневной лик на разгульный ночной.

«Вообще–то я ушел из усадьбы, пообещав принести каких–нибудь напитков!» — вдруг вспомнил я. А сам пропал на несколько часов неизвестно где. И чуть было не собрался зайти еще в одно место, способное меня задержать!

Я остановил тележку уже собиравшегося уходить торговца квасом, забрал у него последние три бутылки напитка и поспешил в сторону Конного переулка.

Глава 25. Кое–что об очень непростых решениях

«Люди — удивительно нелюбопытные создания», — подумал я, остановившись на мостике через Екатерининский канал и делая вид, что задумчиво любуюсь перспективой. Я не собирался задерживаться, но мое внимание привлек тот самый дом на углу Конного переулка. Ветхий, всего в два этажа, с башенкой на углу. Такое впечатление, что его скоро собираются сносить, чтобы возвести на этом месте что–то более пристойное.