Сплетутся в замысловатом жесте пальцы князя Голицына, сверкнут алым и синим его глаза, и в горле у бывшего князя навсегда поселится колючий клубок, который никогда не пропустит ни единого слова из тех, что не должны быть сказаны.

Я тряхнул головой, отгоняя кошмарные видения из собственного прошлого. Я видел все это своими глазами, но сейчас представил на месте себя своего деда. Возможно, вместо Голицына будет Долгорукий. Может быть, никто не станет замыкать ему уста вороньим граем и выжигать весь его род до последнего человека. Может быть, узнав о босорке, Император решит не предавать это дело огласке, строго пожурит своего верного сподвижника и генерала, а остальным посвященным высочайше прикажет забыть все, что они тут слышали. И если кто–то проболтается, то ему придется сожрать собственный язык, перед этим самостоятельно приготовив его на дворцовой кухне. В сливках и со специями.

Может быть.

«Орловы, — хладнокровно напомнила мне память. — Вспомни, что случилось с родом Орловых».

Любвеобильные братья вовсе не породили потомство от русалки или богинки, не знаю точно, с кем они там путались. Но когда это дошло до Императрицы Екатерины, которая с самого начала к этому семейству была весьма расположена, то она без всяких сомнений и сожалений повелела вычеркнуть род Орловых из всех гербовников, кодексов и дворянских книг. «Дабы честь дворянская и правила строгие не мешали сим господам нелюдь и нежить семенем своим орошать».

Может быть, там дело было в отношениях Императрицы и братьев Орловых, и род их пал жертвой чисто женской мести.

Но по букве закона Императрица поступила довольно мягко. Она сделала Орловых простолюдинами и отняла магию. И все. Никто из них не отправился на каторгу, никого не приговорили к усекновению разных частей тела. И даже клеймо на лбу ни у кого не выжгли, хотя даже по закону она имела на это полное право. Не говоря уже о монаршей воле, которая позволяла трактовать этот закон сколь угодно вольно.

— Что за князь пытается купить информацию обо мне? — спросил я. Просто вспомнил беседу Иды и Долгорукого и сделал выводы. Вяземский рассказал Иде под видом чьей–то бонны или конфидентки, что видел какого–то мальчика, но упустил. Это значит, что кто–то из князей тайно объявил награду за меня. Но в дело вмешался старший Долгорукий и нанял Иду, чтобы выяснить подробности. А Ида или не знала, или не сказала, или…

— Я не снаю, — брови Иды приподнялись, будто ее очень удивил мой вопрос. — Ты ше снаешь, што я босорка, зашем ты спрашифаешь меня об именах?

— А что не так с именами? — я недоуменно нахмурился.

— Я и сестры не польсуемся именами и не мошем насывать тругих, — Ида улыбнулась. — Кокта называем, то теряем сфою силу.

— А как же Ида? — спросил я.

— Это не имя, — отрезала босорка, но больше ничего объяснять не стала.

И тут я, как назло, вспомнил еще одну историю. С вовсе даже английским дворянином, который, оказавшись в Петербурге, спутался с русалкой. Для простолюдина — дело совершенно обычное и неподсудное, ну разве что соседи будут судачить за спиной, да жена сковородкой по башке отоварит.