— Хадамаха! — завопила Аякчан.

— Хадамаха! — отплевываясь черной водой, прохрипел Хакмар. — Ты что делаешь?

— Тебя спасаю! — пытаясь за волосы вытащить Хакмара на лист, с натугой выдохнул Хадамаха.

— А я — тебя! — отфыркнулся Хакмар. — Может, отпустишь меня — если, конечно, ты не начал собирать скальпы?

— Мы оглянулись, а тебя нет! — всхлипывая от облегчения, зачастила Аякчан, пока Хакмар карабкался на лист. — Мы подумали, ты упал, пока мы э-э…

— Пока вы — «э», можно Ледяное море Байгала переплыть, — проворчал Хадамаха. — В омулевой бочке. Говорят, есть там такое развлечение. Для этих, из богатых родов, которым больше делать нечего, кроме как безобразия учинять.

На самом деле ему было просто завидно. Другие — «э», а он… Умгум, вот именно…

— Ты где был? — требовательно спросила Аякчан.

— Встречался, — мрачно буркнул Хадамаха. — Калтащ говорит, или мы все слазим с ее шеи и даем ей жить, или она разом с Седной прибьет нас, чтобы мы не прибили ее.

— Ничего не понимаю, — растерялась Аякчан. — Ты же вроде… ну, нравился тетушке Калтащ.

Хадамаха привычно поморщился на упоминании про тетушку и недовольно буркнул:

— До меня ей дела нет. — И впервые подумал, что это, наверное, правда. Было б ей до него дело, разве сказала б она так спокойно, что всех прибить может? — Ей вообще люди не нравятся. Особливо твои сестрички Храмовые да еще те, кто Рыжий огонь ищет. — И он одарил Аякчан и Хакмара мрачным взглядом.

— Ты говоришь какую-то ерунду! — неуверенно сказала Аякчан.

— Еще маму твою видел, — снова пробурчал он — мысли его витали далеко.

— М… мою? — прижимая руку к груди, точно проверяя, на месте ли сердце, охнула Аякчан. — Как ты мог ее видеть? Я как в Храм попала, ее не видела, может, ее и в живых-то нет…

Хадамаха дико покосился на нее:

— Чего ей сделается — духу Огня?!

— Ты… про Най-экву говоришь? — переспросила Аякчан, отнимая руку от груди.

— Умгум. А у тебя что, другая есть? — удивился Хадамаха. — Сама все уши прожужжала, как летняя пчела, что твоя маманя — сама Най-эква, Уот Усуутума. — Язык чесался рассказать, что Голубой огонь был сделан вовсе не для Аякчан, а чтобы от таких, как Донгар и Хакмар, избавиться, которые лезли, куда духам не надобно. Ох, Аякчан и взбеленится, когда узнает, что родственнички-духи разыграли ее втемную — против черных.

Аякчан взбеленилась и так. А также покраснела и стала поблескивать Огненной голубизной в глазах, волосах и на кончиках пальцев.

— С чего это моя мама встречается с тобой, когда я вот тут же, рядом?

— Отвлекать не хотела? — поглядывая то на нее, то на Хакмара, невинно поинтересовался Хадамаха.

— А по мне, так все ты выдумал, Хадамаха! — объявила Аякчан.

— Айка! — негромко, но очень напряженно позвал Хакмар.

Девушка только досадливо дернула плечом:

— Вы просто не хотите, чтобы я заняла положенное мне место в Храме! Завидуете…

— Айка! — заорал Хакмар, хватая ее за плечо.