— Ты не предлагал ему еще раз божественность?

— Предлагал. Он, однако, ее не принял.

— Может, ты повторишь свое предложение?

— Почему?

— Нынешняя проблема не возникла бы, если бы он не был чрезвычайно талантливой личностью. Благодаря своим талантам он мог бы стать весьма ценным добавлением к пантеону.

— Я уже думал об этом. Уж на этот‑то раз согласится, что бы он ни собирался делать. Я уверен, что он хочет жить.

— Но ведь есть способы, которыми можно увериться в подобных вопросах.

— Как то?

— Психопроба.

— И если она покажет его несогласие с Небесами — что тогда?

— А нельзя ли затронуть и изменить сам его мозг — например. Владыка Мара…

— Я никогда не подозревал, что ты подвластна сентиментальности, богиня. Складывается впечатление, что ты больше всех озабочена, чтобы он продолжал жить, в любой форме.

— Может быть, так и есть.

— Ты же знаешь, что он при этом может… гм, весьма измениться. Если с ним это сделать, он станет уже другим. Его «талант» может полностью исчезнуть.

— На протяжении веков все люди меняются естественным путем, меняются их мнения, верования, убеждения. Одни части ума могут спать, другие пробуждаться. Талант, я уверена, уничтожить трудно — пока продолжается жизнь. Лучше жить, чем умереть.

— Меня можно убедить в этом, богиня, — если у тебя есть на это время, обворожительнейшая.

— Сколько времени?

— Скажем, три дня.

— Тогда — три дня.

— Давай перенесем дальнейшее рассмотрение этого вопроса в мой Павильон Наслаждений.

— Отлично.

— А где нынче Господин Яма?

— Работает у себя в мастерской.

— Долгосрочный, полагаю, проект.

— Не менее трех дней.

— Хорошо. Да, для Сэма могут остаться кое‑какие надежды. Мне придется все это получше обдумать, но я уже могу оценить эту идею. Да, вполне могу.

Восьмирукая статуя синей богини играла на вине, и под звуки музыки прошли они через сад тем летом.

Хельба обитала на самом краю Небес, там, где начинались дикие дебри. Столь близко от леса расположилась ее резиденция, именуемая Грабеж, что звери прокрадывались прямо за прозрачной стеной, задевая ее на ходу, а из комнаты, называемой Насилие, можно было разглядывать затененные лесные тропы.

В этой‑то комнате, стены которой были увешаны украденными в прошлых жизнях сокровищами, и принимала Хельба гостя по имени Сэм.

Хельба был/была богом/богиней воров.

Никто не знал подлинного пола Хельбы, ибо была у него/у нее привычка менять его при каждой инкарнации.

Сэм поглядел на гибкую темнокожую женщину, одетую в желтое сари с желтым покрывалом. Как корица были ее сандалии и ногти, золотою диадема в черных как смоль волосах.

— Я симпатизирую тебе, — сказала Хельба нежным, словно мурлыкающим голосом. — Но только в те сезоны своей жизни, когда я воплощаюсь мужчиной, Сэм, обретаю я свой Атрибут и иду на настоящий грабеж.

— Ты, наверно, и сейчас можешь принять свой Облик.

— Конечно.

— А овладеть Атрибутом?

— Вероятно.

— Но ты этого не сделаешь?

— Нет, покуда я в женской форме. Мужчиной я взялся бы украсть что угодно откуда угодно… Посмотри‑ка туда, на дальнюю стену, там висят некоторые из моих трофеев.