Фредерик Дар. Княжеские трапезы
Посвящается Жан-Полю Бельмондо, который сам того не зная, вдохновил меня на сочинение этой истории. Часть первая Родниковая вода
1
Когда Эдуар приехал на стройку, его мать занималась любовью с Фаусто Коппи. Еще издалека он заметил сквозь узкое розовое стекло своего переднеприводного автомобиля велосипед гонщика, прислоненный к вагончику без колес, служившему Розине временным жильем. Велосипед был блестящим, какого-то странного фиолетового, светящегося цвета, его руль украшала канареечно-желтая клейкая лента. Велосипед был единственным предметом, на котором отдыхал взгляд среди разрухи, царившей на стройке. Казалось, он вбирал в себя весь слабый свет этого хмурого дня, клонившегося к закату. Остановив автомобиль в двадцати метрах от вагончика, Эдуар испытал искушение громко нажать на клаксон, чтобы влюбленная парочка всполошилась, но он питал уважение к любви и превозмог ненависть к Фаусто, которую скрывал за внешней любезностью. Стоило ему выйти из машины, как к нему бросилась, затявкав, маленькая шелудивая грязно-белая собачонка. Двумя годами раньше Эдуар подарил эту болонку своей бабушке, и собака ненавидела его: казалось, она не могла простить ему, что он привел ее в этот мир, где царят грязь и глина, — ведь это так не подходит к ее прежде белоснежной шерстке. Раздраженный смехотворной яростью животного, Эдуар поддел носком туфли болонку под брюхо и отшвырнул ее на два метра в лужу с гнилой водой. Собачонка поспешно выбралась из нее и принялась молча отряхиваться, внезапно успокоившись. — Негодник! — раздался гневный голос Рашели. Только тогда Эдуар заметил свою бабку: она сидела в древнем вольтеровском кресле рядом с неработающим бульдозером. Он улыбнулся ей. — Твой зверь чуть не сожрал меня. Ты что, не видела? — Скажешь тоже! Да в нем не больше двух кило веса. Мики! Мики! Подбежавшая собачонка спряталась в ногах у старухи. Только ее взъерошенная голова высовывалась из юбок хозяйки, а ехидные глазки следили за Эдуаром. Рашель протянула левую руку внуку: после перенесенного инсульта это был практически единственный доступный ей жест. Несмотря на всю свою нежность к ней, Эдуар поцеловал ее скрепя сердце: от старухи пахло мочой, а щеки кололись. — У вас гости! — сказал Эдуар, показывая на велосипед. — Как видишь, — проскрипела старуха, — они пошли уже на третий круг! Понятно, почему эта стерва так привязана к нему! Вот уже два часа, как они выставили меня на улицу сидеть рядом с этой идиотской машиной. Она поправила вставную челюсть, чтобы ловчее было изрыгать проклятия. — Хочешь оказать мне любезность? — прошептала, распаляясь, Рашель. — Проткни ему шину. От предвкушения на ее губах появилась гурманская слюна. Эдуар покачал головой. — Это неудобно, да и зачем? Он починит колесо, только задержится здесь подольше. Подожди-ка, у меня есть кое-что получше. Вернувшись к своему старому «15 six G» 1939 года выпуска, он выудил из багажника зеленый тюбик, отвинтил пробку и направился к блестящему гоночному велосипеду Фаусто. Затем Эдуар выдавил на кончик указательного пальца немного содержимого из тюбика и намазал им фетровое седло, сделанное под замшу. После чего он попытался отмыть палец в луже, но темного цвета масса оказалась липкой, и ему пришлось оттирать палец землей. — Что это такое? — спросила Рашель в крайнем возбуждении. — Сверхпрочный клей. Нашему чемпиону придется снять с себя портки, чтобы слезть с велосипеда. От зловредной радости Рашель осклабилась. — Тебе всегда приходят в голову блестящие мысли, мой милый Дуду. |
