Волхв разложил перед собой дощечки:

    – Вот тут я изобразил… Избушку заметили охотники, но подходить не стали. Сразу же назад, войту сообщили, а он прислал мальчишку к нам. Что верно, то верно, раньше там Бабы Яги не было. Но кто знает, откуда пришла? Может быть, переселилась всего на десяток-другой верст ближе к югу, тут ее и заметили… Туда можно послать одного богатыря. Подумай, реши.

    Владимир слушал невнимательно. Белоян перехватил отсутствующий взор князя, тоскующий и одновременно злой:

    – Ладно, ты вроде бы здесь, а душа твоя там… Все еще не передумал?

    Владимир скосил на него хищный, как у орла, глаз:

    – Ты о чем?

    – О щите.

    Владимир буркнул:

    – Я уже и кое-что сделал.

    – Зря, – сказал Белоян сожалеюще. – Дров наломаешь. Для того чтобы с царьградскими магами тягаться, надо голову иметь побольше, чем твоя.

    – Ведмедячью, что ли?

    – Да хотя бы и медвежью. Я ж меч не таскаю с собой, у меня голова свободная.

    – Да и я не в зубах меч ношу, – буркнул Владимир. – Что надумал?

    – Пойдем, по дороге расскажу. У тебя где самый надежный подвал?

    – На заднем дворе подле оружейной. Там сейчас как раз держат Залешанина. Того самого, что из-под стоячего подошвы выпорет, а лежачего разденет так, что тот не заметит… Так говорят. Но и такие попадаются!

    Белоян кивнул довольно. В маленьких медвежьих глазках блеснуло злое удовлетворение.

    – Он нам и нужен.

    ГЛАВА 8

    Возле сруба на колоде сидели трое. Все с топорами, один даже в железном шлеме. Двое с бронзовыми обручами на лбу, что прихватывали волосы. Самый старый, вислоусый воин с серебряным чубом на бритой голове, первым встал, завидя князя, сдержанно наклонил голову.

    Двое других, узкоглазый и широкоскулый молодой печенег или берендей, а также простоватый парняга с пшеничными волосами и с синими, как васильки, глазами, подхватились, когда князь наступил на их тени.

    – Как зовут? – поинтересовался Владимир.

    – Макгаген, Чейман и Корняга, – ответил старший, похожий на викинга. – Корняга – это я.

    – Вы что, братья? – удивился Владимир.

    – Нет, но все в сапогах, – ответил старший гордо.

    Двое сопели и бодро выпячивали груди. Владимир засмотрелся на печенега, не только в доспехах русов, но и одежда чисто славянская, шлем кован явно кузнецами Киева, даже сапоги не печенежские, с мягкой подошвой, а с каблуком и железной опояской.

    – Чейман, Чейман… Не сын ли доблестного хана Кучуга, известного как отвагой, так и мудростью?

    Узкоглазый воин подпрыгнул от счастья, что его заметил великий князь. Глаза заблестели, он срывающимся голосом выпалил:

    – Сын! Отец велел служить тебе верно и преданно, говорить только по-русски, носить одежду русов… и чтобы…

    Владимир кивнул, он уже слышал от Кучуга его заветное: успеть повозиться с внуками, что будут неотличимы от русов, чтобы за свой народ быть спокойным.

    – Отвага заметнее, чем мудрость, но твой отец наделен и тем и другим. Кого стережете?

    Чейман повернул голову к Корняге, и старшой ответил сильным звучным голосом:

    – Свирепого татя и разбойника, неуловимого Залешанина!

    Владимир оглянулся на Белояна:

    – Видишь, что у меня за воины? Втроем одного стерегут! А тот, поди, не только за семью засовами, но и к стене прикован.