Они были большими друзьями, и молодой горянке очень хотелось видеть его на своей свадьбе.

Напоминание о подарке, однако, живо прогнало печаль с ее милого личика, и она уже громко смеялась и, хлопая в ладоши, рассказывала, какая она будет знатная, богатая узденьша.

– Барбалэ, на заре мы уезжаем… Прощай! – кричала я, с шумом распахивая дверь каморки Барбалэ, – уезжаем все, деда, Бэлла, Анна, я и Юлико.

– Анна? и она уезжает? – встрепенулась моя старушка.

– И Анна! и Анна! Ты можешь одна подавать на стол твоему князю, печь лобии[19 - Лобии – любимое грузинское кушанье.] и мариновать персики. Анна уезжает, радуйся, моя Барбалэ!

И возвестив любимой служанке столь радостную для нее весть, я уже мчалась дальше по следам Бэллы, крича во все горло: «Завтра на заре мы уезжаем».

– Михако, миленький, ты хорошенечко присматривай за Шалым, – упрашивала я нашего денщика. – Пожалуйста, Михако.

– Будьте покойны, княжна, – успокаивал он меня, гладя лоснящуюся спину моего вороного.

– Я уезжаю завтра с дедой, – обратилась я к Родам, тщательно разглаживавшей кружевные воротнички Юлико. – Прощай, Родам, я уезжаю надолго.

Нельзя сказать, чтобы девушка приняла с особенной печалью эту новость.

Вечером того же дня я, уходя спать, завернула в кабинет отца. Он лежал на тахте со своей неизменной трубкой в зубах.

– Папа! – тихо сказала я, – завтра мы уезжаем. Ты прости мне, папа, мои стычки с Юлико, но я его так ненавижу!

– За что, Нина? – спросил отец.

– Ах, не знаю, право… – ответила я. – Кажется, за все, за важность, за чванство, за трусость… ну, словом, за все, за все.

– И ты думаешь, мне это приятно, девочка? – И в голосе моего отца послышались непривычные для моего уха нотки грусти.

– Папочка, – пылко вырвалось у меня, – я знаю, я – дурная, злая девчонка, но зачем они приехали! Без них было так хорошо!

– Тише! что ты, глупенькая! – и отец зажал мне рот рукою, которую я покрыла горячими, бурными поцелуями.

– Ну, что мне делать с тобою, буйная ты моя, непобедная головушка? – улыбнулся как-то грустно отец и добавил тихо: – Там-то, в гостях, веди себя, по крайней мере, хорошенько. Я спрошу по приезде дедушку.

– О, да! – убежденно вырвалось у меня, – я обещаю тебе это, отец! – И поцеловав его еще раз, я птичкой выпорхнула из комнаты.

В этот вечер мы долго слушали соловья с Бэллой. Потом, обнявшись, пошли в комнату, где спали в эту ночь вдвоем на широкой тахте.

Молоденькая татарка сбросила с ног красные сафьяновые туфельки и долго молилась, повернувшись лицом к востоку. Ее лицо было серьезно и важно и мало походило на лицо той Бэллы, которая с криком и визгом гонялась за мной по аллеям сада.

– Слава Аллаху и Магомету – Пророку его! – вырывался по временам из груди ее молитвенный шепот.

Глядя на мою подругу, встала на молитву и я.

– Господи, – с тоской повторяла я, – помоги Ты мне, Господи, поменьше обижать Юлико и побольше радовать папу!

Глава V

В дороге.