— Ладно, не переживай! Я уже приловчился, — Алексей встал с кровати, подошел к фонарику, докатившемуся до середины палаты, присел на корточки, медленно, осторожно, и не наклоняя головы, только следя глазами за движениями руки, поднял фонарик.
— Все, спать давай! Спасибо! — Павел начал сползать вниз по постели, так, чтобы подушка оказалась уже не под спиной, а под головой.
— Нет, Леш, погоди. Ну, а кроме дорогих часов, что еще мешало общаться со старыми друзьями?
— Да все! — Павел опять стал подтягиваться на руках вверх по кровати. По правил подушку, под поясницей. — Все, Леша! Мне интересно поговорить о фондовом рынке, я там играю, а приятель, друг то есть, он только футболом интересуется. Про дела в лаборатории его, он может рассказывать, но я ничего не пойму. А про фондовый рынок — он тупит. Он, понимаешь ли, в этом году на байдарке собрался, а я — собираюсь в батискафе к обломкам «Титаника» спуститься. У меня проблема перекредитоваться на двадцать миллионов долларов, а у него очередной платеж по ипотеке для сына подходит. Аж целых тридцать пять тысяч рублей. Может, мне с ним о банках поговорить?
— Да-а! Не зря в Евангелие сказано: «Счастливы неимущие!»
— Может, и не зря, — Павел говорил серьезно, без иронии и ухмылки, что с ним нечасто случалось. — Вообще, просто, чтобы ты знал. В Бога-то я не верю, но Евангелие считаю книгой не глупой. Ой, какой неглупой. Только из области фантастики. При том, ненаучной!
— Что так? Это собрание мудрости человечества.
— Так, да не так, Паша! Человечество-то с годами меняется. Что там в Евангелие по поводу вреда Интернета сказано?
Что по поводу искусственного зачатия?
Что о пересадке органов? Что о биржевых спекуляциях? Вот так-то! Всему свое время. И книжкам тоже!
— Ну, ты согласен, что не в деньгах счастье?
— Да, генацвали, согласен. Знаешь, я однажды прочел у кого-то, что денег должно быть столько, чтобы о них не думать. Точное определение моей формулы «больше, чем X, но меньше, чем Y».
— А я, хоть и верующий, но Евангелие не люблю. — Алексей засмущался, как бы извиняясь, улыбнулся. — Эта книга мечтать не учит. Смирению учит, добру учит, послушанию. Если хочешь, учит надежде.
Но не мечте и борьбе за ее осуществление.
— Ба! И это ты говоришь?!
— Да, я. Знаешь, я как-то задумался и понял, что самые счастливые люди бомжи!
— Потому, генацвали, что им терять нечего!
— Нет, Паш, ошибаешься! Не в этом дело. Они не мечтают. Бомж озабочен только тем, что ему сегодня поесть и что выпить. Он не строит планов на завтра, не ждет ничего от жизни. А потому и не разочаровывается. Его надежды не обмануты. Он счастлив, потому что он смирился со своим положением.
— И давно ты это понял?
— Лет десять назад. И сам изменился. Перестал мечтать. Просто радовался жизни. Каждому дню. Это, прости, банально, но правда помогает.
— А я нет! Я до последнего планы строил. Пока диагноз свой не узнал. Знаешь, — Павел помолчал несколько мгновений. — А ведь, наверное, ты прав. Я всю жизнь чего-то старался добиться. И добившись, тут же начинал строить новые планы. Так в общем-то и не пожил в свое удовольствие. Всегда чего-то еще не хватало.
— Ты хочешь сказать, что сейчас, зная, что еще пара-тройка недель и ты умрешь, ты счастлив?
Представь себе, да! Правда, есть одна печаль — больно быстро жизнь прошла. Как-то обидно. И второе — боли боюсь.
— То есть?
— При нашей болезни есть два варианта — отключился и ничего не чувствуешь. |