– А он сумеет тебя узнать? Я хочу сказать…

– Я не могу назвать его слепым или необразованным. Так что скорее всего, да.

– Нет, я хотел сказать, было ли достаточно светло, чтобы он сумел прочесть твое имя на комбинезоне?

– Ага, было достаточно светло… если, конечно, у него было время обратить на это внимание. Ладно, иди в постель, слышишь?

С громко стучащим сердцем Джонни снова забрался в постель и накрылся одеялом.

Поколошматил его немного. Что он хотел этим сказать? Неужели Вильо ранил того человека и может быть, даже серьезно? Он раскрыл было рот, чтобы спорить, но тут же снова закрыл его. Так уж ли важно было для него узнать все детали?

– Что ты собираешься делать? – вместо этого спросил он.

– Раздеться и лечь в постель. А ты что думал?

– Нет, я хотел спросить, будешь ли ты докладывать об этом.

Звук льющейся воды прекратился, и в дверях показался Вильо.

– Ты что? Я никому не собираюсь об этом рассказывать. Ты что, за идиота меня считаешь?

– Он убрался на своих двоих. Кроме того, он не та задница, из‑за которой стоит рисковать карьерой. Это касается и твоей карьеры тоже.

– Что?

– Ты знаешь, что. Если ты донесешь об этом Мендро, тебе придется признаться в том, что и ты тоже сегодня вечером выходил за пределы комплекса, – он замолчал и внимательно принялся рассматривать лицо Джонни. – Кроме того, это было бы паршивым делом с твоей стороны заложить меня из‑за такой ерунды.

– Ерунды? Он что, был вооружен лазерной пушкой? Или ты не мог не ввязываться в драку? Почему ты не ушел?

– Ты не поймешь, – Вильо юркнул в постель. – Послушай, я вовсе не хотел ранить его. Если я и переборщил, то теперь уже поздно что‑либо менять. Давай лучше обо всем забудем, о'кей? У меня есть шанс выпутаться, если он не станет никому сообщать.

– Но если все же сообщит? Когда он сделает это первым, все будет выглядеть так, будто ты собирался это скрыть.

– Что ж, я пойду на риск, а тебя, поскольку это не твое дело, вмешиваться не просят.

Джонни не ответил. В комнате воцарилась тишина. Через несколько минут дыхание Вильо стало ровным. Он уснул. Хороший сон – признак чистой совести – так бы заметил его отец. Но, похоже, в этом случае отец Джонни был бы далек от истины. Самого же Джонни волновал не столько Вильо, сколько его собственная совесть.

Как следовало поступить в этом случае? Если он промолчит, то станет укрывателем. Вдруг ранения того человека окажутся серьезными. Это будет означать большую неприятность. С другой стороны, замечание Вильо о командной солидарности тоже имело значение. Джонни помнил, что Бей что‑то говорил об этом на первом собрании. Если Вильо ввязался в обычную потасовку, будет лучше просто забыть о случившемся. Но он ничего не мог знать наверняка и чувствовал, что все эти «за» и «против» будут мучить его всю ночь напролет.

Так оно и случилось. Беспокойные мысли долго не давали ему уснуть. Один за другим в открытое окно комнаты вернулись остальные четверо его товарищей. Вскоре они улеглись и уснули. Хорошо, что никто из них не попался. Заняв свои мысли этой бессмысленной проблемой, Джонни не сразу сумел отогнать ее прочь, чтобы, наконец, уснуть самому. Всю ночь его мучили кошмары, мешавшие отдохнуть. Когда прозвучал сигнал подъема, он почувствовал себя хуже, чем если бы не спал совсем.

Тем не менее он сумел быстро одеться. Схватив свой приготовленный с вечера вещмешок, он вместе с остальными направился в столовую.