— В Южной Африке?

— Да, в 1910 году. Буры упорно добивались независимости. Заметьте, они были при этом не совсем неправы. Но мы их успокоили. Сражались шесть месяцев и потом еще сделали им целую кучу уступок. Судя по всему, что я читал, это, должно быть, была довольно кровавая война. — Он вытащил из кармана куртки сигарету. — Вам не помешает, если я закурю?

— Ни в коем случае.

— Может быть, вы тоже хотите?

— Благодарю.

Я взял сигарету.

Он быстро улыбнулся, зажигая мою сигарету предметом, похожим на коробочку с трутом, — своеобразный переносной зажигатель, решил я. Я постарался не слишком таращить глаза на эту штуку, когда наклонился вперед, чтобы прикурить.

— Я чувствую себя немножко школьным учителем, — признался он и сунул переносной зажигатель в карман. — То есть, когда я вам все это рассказываю. Но если это вам в чем-то поможет…

— Определенно поможет, — заверил я его. — А что сталось с остальными великими державами — Францией, Италией, Россией, Германией…

— И Японией, — добавил он почти нехотя.

— Какие трудности у них с колониями?

— Ничего существенного. К тому же, некоторые это заслужили. Тот способ, с помощью которого русские и японцы держат в повиновении свои китайские владения!.. — Он закашлялся. — Не могу утверждать, что хорошо знаю их методы. Хотя китайцы, разумеется, тоже довольно-таки неуправляемое стадо. — Он глубоко затянулся. — Американцы немного ленивы — особенно в их индокитайских колониях, однако мне это все же милее, нежели иной способ действий…

— У американцев есть колонии?

Он невольно рассмеялся над моим вопросом:

— Забавно звучит, не так ли? Куба, Панама, Гавайи, Филиппины, Вьетнам, Корея, Тайвань — о да, у них внушительная империя, тут уж ничего не скажешь. Разумеется, они это так не называют. «Великое Американское Содружество Независимых Государств». Их отношения с Россией и Францией были одно время довольно напряженными, но относительно Англии до сих пор соблюдаются все обязательства. И пусть все идет дальше так же спокойно, сказал бы я. Наша империя — и Pax Britannica — по мне так, пусть они переживут всех.

— Но были некоторые люди, — осторожно заметил я, — в годы, близкие к 1902-му, которые уже предвидели распад Британской Империи.

Майор Пауэлл рассмеялся от души.

— Распад? Вы имеете в виду ипохондриков, вроде Редьярда Киплинга, Ллойд Джорджа и тому подобных людей? Боюсь, Киплинг сегодня больше не наслаждался бы прежним авторитетом. Хоть он и был настоящим человеком, но я думаю, в последнюю минуту утратил веру. Если бы он не погиб на бурской войне, то он еще изменил бы, надо полагать, свои воззрения. Нет, я думаю, можно с полным правом сказать, что самой старой империи мира суждена стабильность, какой она еще никогда не знала. Равновесие сил сохраняется очень хорошо. И это, в конце концов, вовсе не во вред туземцам.

— Катманду очень сильно изменился с 1902 года.

Он снова бросил на меня подозрительный взгляд:

— Знаете что, Бастэйбл, если бы я ничего не знал, я мог бы почти поверить в то, что вы действительно семьдесят лет проторчали на этой проклятой горе. Это в высшей степени поразительно — слышать, как такой молодой парень, как вы, говорит о прошлом подобным образом.

— Мне очень жаль…

— Вам не нужно извиняться. В конце концов, не ваша же вина! Но должен сказать, что психиатры на вас не нарадуются!

Я улыбнулся:

— То, что вы говорите, не кажется мне таким уж оптимистичным.