|
Усталость, не только физическая, но и психологическая, брала свое, но не ночевать же прямо тут, посреди степи, затянутой пожухлой, прибитой зноем последнего летнего месяца травой? Без еды, воды и хотя б символического крова над головой? Неожиданно Лика заметила впереди группу людей; судя по всему – женщин. Она замахала руками и вроде как закричала, однако получился ли у нее крик, так и не поняла. Одна из женщин повернулась в ее сторону и, показав пальцем остальным, тоже помахала рукой, дескать, иди быстрее к нам. Быстрее Лика уже не могла, но ее подождали. Женщин оказалось семеро, одна тащила на руках младенца, другая – узел с какими-то вещами, третья вела за руку сердитую девочку лет пяти с торчащими в сторону смешными косичками. Они что-то начали говорить, чуть ли не одновременно, но, памятуя про предательский акцент, Лика на всякий случай показала на свои уши, разведя руками и виновато улыбнувшись.
– Глухонемая? – спросила одна женщина, шевеля губами так, чтобы девушка смогла разобрать, что она говорит. Лика отрицательно покачала головой. – Значит, контузия, – понимающе кивнула вторая женщина, самая старшая в группе. – С нами-то пойдешь? Девушка торопливо закивала головой, на чем короткие расспросы, к счастью, и закончились. Кто-то обнял ее за плечи, кто-то сунул в руку кусок зачерствевшего хлеба, а кто-то – пластиковую бутылку с водой. Лика с благодарностью кивнула, первым делом присосавшись к бутылке. Хлеб она оприходовала с не меньшей скоростью – кто-то из попутчиц даже жалостливо покачал головой: вон, мол, как оголодала-то! По дороге женщины почти непрерывно разговаривали, но Лика даже не пыталась разобрать, о чем именно. В целом и так понятно – о войне, а в частности? Частности ее пока не сильно и волновали. Глаза она полуприкрыла – под веками пекло, как будто там было полно песка или жгучего красного перца, которым мама всегда приправляла суп-харчо… Брели недолго. Короткие летние сумерки быстро сменились ночью, и маленький отряд устроился на ночлег. Кто-то разжег костер, кто-то начал готовить нехитрую еду – не на костре, его развели исключительно ради тепла, а из саморазогревающихся консервов, однако Лику это нисколько не интересовало. Ей хотелось лишь одного – спать, чем она немедленно и занялась, прикорнув неподалеку от весело потрескивающего огня. Конечно, под утро наверняка станет холодно, но что делать… с этой мыслью и уснула. Немолодая, за пятьдесят, женщина, та самая, что при встрече вынесла вердикт о ее контузии, тяжело вздохнула и извлекла из своего баула плед, укрыв им девушку. Лика заворочалась, сворачиваясь клубочком, но так и не проснулась. Долгий день наконец закончился…
– А, проснулась, приблуда? – подняла голову вчерашняя собеседница, очень к месту озвучившая версию о контузии. Лика с улыбкой кивнула, попутно решив, что с «режимом радиомолчания» пора заканчивать. Говорили женщины на абсолютно правильном всеобщем, а тот легкий акцент, что она заметила еще вчера, не составит никакого труда воспроизвести. В конце концов, первое время можно имитировать вызванный контузией дефект речи, а если заметят, признаться, что она не местная. Приехала в город (знать бы еще, как он хоть назывался!), попала под высадку федералов, была контужена близким взрывом. Обычное дело на войне. Вот только ее, пусть грязные, но явно военного образца камуфляжные брюки и ботинки… а, ладно, разберемся. – Проснулась, – довольно похоже имитируя скандированную речь и гораздо громче, чем требовалось, ответила она. – Спасибо вам за вчерашнее. Это вы меня пледом укрыли? – Тихо ты, не ори, ребенка разбудишь. Ишь, как тебя, видно, по башке-то шибануло! – замахала руками женщина. – Мой плед, мой, чей же еще. А благодарить меня не надо, все мы тут… одинаковые. |
