— Да, читала, — кивнул с серьезным видом Хендерсон. — Я, кажется, понимаю, к чему вы клоните, генерал. Вы хотите сказать, что «Хамелеон», как и этот деревянный человечек, когда-нибудь сможет стать похожим на человека? Ведь именно человек вложил в него те знания и опыт, которым наделен он сам. Но я не согласен с вами. Наделенная разумом машина не имеет возможности совершенствоваться духовно. А без этого она так навсегда и останется только машиной. Именно об этом, как мне кажется, и снял фильм Стивен Спилберг.

— Вы имеете в виду фильм «Искусственный разум»? — подхватил слова Хендерсона генерал. — Что ж, вы снова правы. Именно эти мысли и подвигли когда-то и меня выдвинуть идею создания супероружия на основе искусственного интеллекта. Я в очередной раз удостоверился в том, что ваша кандидатура в качестве руководителя отдела тактических технологий наиболее подходящая для меня лично и для нашего министерства в целом, — с довольной улыбкой сказал Лестрайд.

Руководитель DARPA и впрямь был удовлетворен тестированием своего будущего сотрудника. После того как Хендерсон заговорил о разделении чувств и разума, Лестрайд понял, что этому человеку ничто не сможет помешать создавать современные виды вооружения на основе ИИ. Уж он-то точно не будет, как специалисты из OpenAI, ныть о захвате Земли роботами, руководимыми искусственным разумом.

Некоторое время оба ели молча, словно обдумывая все то, что было сказано ими друг другу на этой встрече. Лестрайд первым нарушил молчание. Пригубив вина из бокала, стоявшего рядом с ним, он сказал:

— Что ж, подведем итоги. Раз мы оба с вами имеем одинаковое мнение и суждение по поводу разумного, — Лестрайд сделал акцент на этом слове, подчеркивая его важность, — использования искусственного интеллекта, то, думаю, мы можем обсудить дальнейшее наше сотрудничество в этом направлении. Вы выразили желание самому опробовать «Хамелеона» в условиях боевых действий. Я предоставлю вам эту возможность. Где будут проходить испытания и когда, я и сам еще не знаю. Сроки и место определяю не я, а, скажем так, другие инстанции. Кроме того, необходимо скоординировать нашу работу с ЦРУ. Но как только все будет известно, я обязательно с вами свяжусь.

— Я ценю ваше доверие ко мне, генерал, — ответил Хендерсон.

— Зовите меня Брайан, — попросил Лестрайд. — И давайте перейдем на «ты», раз уж нам предстоит дальше работать вместе. Такое обращение подразумевает, по моему мнению, особое доверие друг к другу, — дружески сказал генерал. — А доверие начальника к подчиненному и, наоборот, подчиненного к начальнику — это залог взаимопонимания, а значит, и качественной производительности. Как вы считаете?

— Согласен с вами, генерал… Брайан, — в тон генералу ответил Хендерсон. — А раз так, то мне бы хотелось задать еще один вопрос. Позволишь?

— Да, конечно, спрашивай, — благодушно разрешил Лестрайд.

— Я слышал краем уха, что с Жаком Фуре произошел инцидент. Это как-то скажется на нашем проекте?

Лестрайд напрягся. Он никак не ожидал такого вопроса. Откуда, а вернее, от кого, пускай даже и краем уха, Хендерсон мог узнать о побеге Фуре из лечебницы? Сам Фуре рассказать об этом никому не мог. Во-первых, с ним была договоренность молчать на эту тему. Во-вторых, после того инцидента молодой человек постоянно находился под наблюдением сотрудников ЦРУ и военной разведки, поэтому его контакты отслеживались. С Хендерсоном, Райтом и Троком он не связывался даже по телефону, не говоря уже о личной встрече. Это было исключено после того, как француза положили в закрытую частную лечебницу.