Лицо Дженни вытянулось.

    – Поэтому шерифы и их помощники, как правило, ведут себя более чем подобающим образом, – добавил я. – Мало того что их отбирают специально для этой работы – они понимают, какая ответственность лежит на них. И представляют последствия своих действий.

    – Тогда кто на тебя напал? Бандит? Он хорошо дрался?

    – Не знаю, как он дрался, – в меня он выстрелил.

    – Где он взял оружие?

    – Смастерил сам, наверное. У него был самострел, а не настоящий пистолет. Набитая порохом стальная трубка с картечью.

    – И что с этим типом случилось потом? Где он сейчас?

    – Понятия не имею. Может быть, умер. Скорее всего – на каторге. У нас нет смертной казни, но за нападение на представителя власти, да еще с огнестрельным оружием, наказание может быть только одно – пожизненные каторжные работы. Я выступил на суде и после этого никогда не наводил справки о нем. Зачем?

    Дженни помрачнела и кивнула. Я не видел в наших законах ничего печального. Скольких людей мог бы погубить тот бандит? Сколько жизней поломать? Сейчас он под пристальным присмотром, трудится на благо общества. Если будет вести себя пристойно, в его содержании могут появиться поблажки. Но на свободу он уже не выйдет никогда. Слишком велик риск.

    – Ты не держишь на него зла?

    – Как можно обижаться на собаку, которая тебя укусила? Если она бешеная – ее нужно усыпить. Если у нее плохой характер – изолировать и заставить служить там, где ее злобность пойдет на пользу людям. Этот человек выпал из общества, когда решил применить запрещенное оружие. Он сам поставил себя вне закона.

    – Права на ошибку нет ни у кого?

    – За все ошибки надо платить.

    – Понятно. Мне надо позвонить домой. – Дженни достала из сумочки мобильный телефон.

    Я протянул ей трубку домашнего:

    – Тариф проводных сетей гораздо дешевле. К тому же не надо тратиться на роуминг.

    – А компьютером твоим можно воспользоваться?

    – Конечно. Пойдем, я покажу, где он стоит.

    Гроза прокатилась над городом в шесть вечера – как раз тогда, когда возвращались с работы многочисленные служащие. Мало кто взял с собой зонты, да они и не помогли бы против такого ливня. Пешеходы шли по колено в пузырящейся под мощными струями дождя воде, велосипедисты были мокрыми с головы до ног – вода летела из-под колес автомобилей, обдавая и тех велосипедистов, что пытались укрыться под легкими тентами, закрепленными над трехколесными машинами.

    Мы с Дженни пили чай на балконе. Отсюда можно было видеть кусочек Железнодорожного проспекта и нашу улицу, по которой спешили редкие прохожие. Изредка проезжали автомобили – очень медленно, чтобы не влететь в какую-то яму на дороге и не обрызгать прохожих. Тщетно… Вода шла по улице рекой.

    Было так приятно сидеть на свежем воздухе, полностью защищенными от буйства стихии, с дымящейся чашкой ароматного чая, и говорить о пустяках. Дождь колотил по козырьку над балконом, с шумом сбегал по водосточной трубе, шуршал в листьях черешни и ореха.

    – Почти как у нас, – тихо сказала Дженни. – Такой же дождь.