— А что, если мне никто их не говорил?

Лайзо замер — а потом длинно вздохнул, опираясь спиной на дверной косяк.

— Интересно…

Повисло неловкое молчание. Я ощутила настоятельную потребность что-то сделать — хотя бы переложить письма из стопки справа на левый край стола. Дурацкая бумага разлеталась непослушными листами, как живая. Меня словно накрыло оцепенение, только не тела, а разума. И я не сразу поняла, что письма и сметы уже отодвинуты в сторону, а Лайзо накрывает мою дрожащую ладонь — своею.

Привычное «Да что вы себе позволяете!» застыло на губах. Слишком теплая, по-человечески живая, настоящая… реальная была ладонь по сравнению с моими ледяными пальцами.

— Мистер Маноле… — Я не поднимала глаз, глядя только на стол, на смуглую, теплую руку поверх фарфорово-белой и словно бы омертвелой. — Скажите, а вы когда-нибудь видели сны, которые не были бы просто… Нет, — оборвала я себя, сжала руку в кулак и отдернула ее. — Забудьте, — я зябко поправила тонкую шаль на плечах. — На самом деле я позвала Магду, чтобы она сделала мне чаю. Давно нужно нанять еще одну личную служанку, в конце концов, не может же в таком огромном особняке работать едва ли с десяток человек…

— Я вам сделаю чаю, — негромко прервал мою бессмысленную тираду Лайзо и отступил к двери. — Можете считать, леди, что я сегодня заместо Магды, — добавил он таким потешно-сомневающимся тоном, что я невольно улыбнулась. — И еще, леди. У меня, это… Друг есть, моряк из Колони. Бабка у него была… Ай, неважно. Словом, он меня научил такую штуку плести — ловец снов. И ежели вам неправильные сны снятся, то можно ловец у изголовья повесить… Он навроде паутинки выглядит, на кольце, и с подвесками. В Колони, говорят, все местные такое делают.

В его голосе не было ни намека на шутливость, и я решилась поднять взгляд. Лайзо стоял в дверях, скрестив руки на груди, и смотрел куда угодно, только не на меня. Его поза сквозила напряжением… и неуверенностью?

— Значит, ловец снов, — с деланым безразличием повторила я и вновь оправила шаль, и без того находящуюся в полном порядке. — В виде паутинки на кольце. С подвесками. Что ж, мистер Маноле, я, разумеется, не верю в подобное мракобесие. Но звучит красиво. Мне кажется, что в обстановке спальни не хватает какой-то такой детали… этнической, так, кажется, называет подобные вещи леди Клэймор. По ее словам, они ужасно модны в этом сезоне.

Лайзо просиял такой улыбкой, что мне даже стало неловко. Глаза у него странно заблестели.

— Завтра же готово будет, леди. Вот честное слово, до вечера сплету.

— И сделайте чаю, раз уж вы пришли вместо Магды, — ворчливо отозвалась я, утыкаясь в злосчастную смету. — Будьте так любезны, мистер Маноле, поторопитесь. Я не могу сидеть тут всю ночь.

— Сию секунду!

Он ушел, словно его ветром сдуло. А я глядела и глядела в прыгающие перед глазами цифры. И если бы кто-то зашел в этот момент в мой кабинет, то наверняка бы удивился и спросил, чего такого смешного в самой обычной смете?

Ночное происшествие все же привело к неприятным последствиям — я заболела. По телу разлилась страшная слабость, даже руку поднять и то было трудно. Семейный доктор, прибывший к полудню, констатировал пониженную температуру и слабый пульс, после чего вздохнул и проникновенно спросил:

— Скажите, леди Виржиния, вы в последние дни, гм, обедали?

— Кажется, да, — рассеянно откликнулась я, кутаясь в любимую шаль леди Милдред. — Я, признаться, не всегда обращаю внимание на такие мелочи.

— Понимаю, — сказал доктор Хэмптон, и глаза у него стали добрые-добрые, как у святых на картинках в житиях.